— Фроди убил Красавчика Хродрика, — сказала Ингрид.
Альмод мгновенно подобрался.
— Понял. Сейчас.
Вернулся почти сразу же, Эрик едва бы успел за это время дублет зашнуровать, не то что причесаться. Мотнул головой, приказывая следовать за собой. И Первый впустил их почти мгновенно — кажется, и полминуты не прошло. Выглядел он куда лучше, чем неделю назад: болезненная худоба, конечно, не исчезла, но круги под глазами разгладились, да и на щеках появилось какое-то подобие румянца — не лихорадочные красные пятна, а нормальный, здоровый цвет. Видимо, Альмод тогда не ограничился тем, что выжег разъедающую мозг дрянь — а, может, еще кто потом подплетал. Эрик выкинул эти мысли из головы: не до того сейчас.
Фроди изложил, как было дело — так же коротко, как на улице, даже, кажется, теми же словами, за вычетом брани. Первый побарабанил пальцами по столу.
— А я говорил тебе тогда, что эта история наделала слишком много шума и когда-нибудь снова всплывет… как и положено дерьму.
— А я говорил тогда и говорю сейчас, что все равно не пожалею, — отозвался Альмод. — Что сделано, то сделано. Теперь тебе решать.
Первый перевел взгляд на Фроди.
— Ты был там один?
— Один я бы пятерых не одолел.
— Кто еще?
— Я, господин, — сказал Эрик.
— Все было так, как он рассказывает? Кто начал первым?
Эрик помедлил, прикрыл глаза, припоминая. Вот, звеня, сыпется стекло, осколок чиркает по руке… Порез заныл снова, так и не затянул, забыл. Вылетает свинцовый переплет — этакая тяжесть, как никого не пришибло — Фроди успевает перехватить, отшвырнуть в сторону. Если бы первый удар был его, полетело бы наружу… Или…
— Тот, в золоте, — сказал он, наконец.
— Какая разница, кто, — вмешался Альмод. — Хродрик впятером шел явно не для того, чтобы вспомнить молодость да простить былые обиды.
— Не лезь, — оборвал Первый. Снова повернулся к Эрику.
— А чего думал так долго?
— Все случилось слишком быстро, вспоминал и разбирался.
— Или размышлял, стоит ли его прикрывать?
Эрик вспыхнул:
— В прошлый раз вы едва не назвали меня трусом, теперь — лжецом?
Первый молчал, продолжая пристально смотреть на него.
— Я могу ошибаться, господин. Но я не лгу. Хотите — подчините разум и спросите еще раз, сопротивляться не стану.
— Чистильщику нельзя подчинить разум.
Вот как? Выходило, Альмод все же не соврал, а сам он зря тратил время и силы, разрывая то плетение. Надо было не обращать внимания и бить самому.
Первый снова побарабанил пальцами по столу.
— Альмод, помнится, я собирался писать Лейву, да так и не удосужился, вылетело из головы. А побудьте-ка вы гонцами. Да и, думается мне, сам автор плетения убедительней объяснит, почему оно теперь принадлежит ордену и незачем больше его вспоминать.
— А… там другие профессора были, — растерялся Эрик.
— Можешь и им объяснить… Десять дней на почтовых туда, недельку там проболтаетесь — как раз время нужно, чтобы всем все объяснить подробно и обстоятельно, десять дней обратно, а то, может, еще и Зов догонит… а там, глядишь, и подуспокоится… да и я сложа руки сидеть не буду.
— Ульрика вряд ли успокоится, — встрял Фроди
— А об этом ты должен был подумать двенадцать лет назад, — рявкнул Первый. — Потому что я на месте Красавчика отыскал бы тебя еще на каторге, за троих друзей.
— Я бы хотел сказать, что раскаиваюсь. Или что искупил… Но… Ни то, ни другое… господин. Простите.
— А то я не понял. Будь ты один, я бы тебя им отдал.
Альмод напрягся.
— Через мой труп.
— И мой.
— Я тоже против, господин, — сказал Эрик
Первый усмехнулся.
— Чтобы через полчаса никого из вас не было в городе. А его величество — человек разумный… когда поостынет. Вон.
Альмод задержался в дверях.
— Я спрашивал про образец…
— На месте. Так что марш отсюда.
— Сходил на премьеру, — ругнулся Альмод, едва за ним закрылась дверь. — Спасибо, удружили.
— Парня не трогай, ему деваться некуда было.
— Да я б ему сам голову открутил, если бы тебя убивали, а он пальцем не шелохнул. — Альмод вздохнул. — Ладно, Первый шутить не любит. Через четверть часа внизу.
В комнате по-прежнему никого не было. Эрик на миг задумался, не стоит ли оставить записку, потом решил — незачем. Вернется — расскажет, а пока пусть думает, что их сорвали на очередной Зов, так оно лучше будет. Тем более, что и времени на пространные объяснения особо нет: он едва успел сбросить окровавленную одежду и облачиться в чистое. Дублет и рубаху с прорванным рукавом пришлось оставить на крышке сундука, чтобы остальное не перепачкали. Вернется — отстирает и отдаст зашивать. Или закажет новое, там видно будет.
Когда он спустился вниз, там уже был Фроди: говорил о чем-то с Тирой, накинув плетение, заглушающее голоса. Эрик подумал, что стоило бы научиться читать по губам, сам устыдился этой мысли. Если тебе дали понять, что разговор для твоих ушей не предназначен, так и незачем любопытствовать. Успел заметить прежде, чем отвернулся, отрешенную улыбку Тиры и как сосредоточенно хмурился Фроди: что бы ни говорила пророчица, ему это явно не нравилось.
Спустилась по лестнице Ингрид, молча встала рядом. Эрик коснулся ее руки.
— Извини за утреннее. Я был неправ.
Она глянула в глаза, улыбнулась.
— Забыли.
Эрик улыбнулся в ответ.
Альмод появился последним, приобнял Фроди и Тиру за плечи:
— О ком сплетничаете?
— О тебе, конечно, — ухмыльнулся Фроди, отходя к остальным.
Альмод поцеловал женщину, замер, коснувшись лбом лба. Прошептал еле слышно:
— Постараюсь.
Она едва заметно улыбнулась, отстранилась, глядя так, словно собиралась насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
— Что-то не так? — спросил он.
— Все так, — Тира улыбнулась, коснулась пальцами его щеки. — Постарайся.
Альмод кивнул, разрывая объятья. Повернулся к остальным.
— Погнали.
Глава 18
Едва они все вчетвером устроились в повозке, Альмод подался вперед.
— А теперь все с самого начала и подробно. Эрик, давай ты. Кто на кого как посмотрел и кто кому что сказал.
На память Эрик никогда не жаловался, но даже подробное изложение уложилось в пять минут. Может быть, и меньше.
— Ему сказали, значит… — Альмод потер лоб. — Фроди, кто знал, что ты собираешься в лавку именно сегодня?
— Да кто угодно. Я говорил с Ингрид в харчевне, не орал, конечно, на весь зал, но и не секретничал.
— Было еще кое-что, — подала голос девушка. — Не думаю, что это связано, скорее, совпадение, но… словом, сам решай. Когда мы с ребятами из рыжей дюжины сели обмывать первенца Гюнтера, в таверну явился Свен Косматый. И потребовал поединка, обвинив Гюнтера в покушении на честь его жены.
Альмод присвистнул:
— Как у человека может быть столь много денег и столь мало ума?
— Своей поединок он получил. Гюнтер лучше меня.
Альмод кивнул.
— Да, я его помню, присматривался.
— Гюнтер утверждал, что на жену не заглядывался. Но поговаривают, что у Косматого дурной нрав и тяжелая рука, так что…
— Так что счастливая жена, то есть безутешная вдова, могла заведомо направить гнев мужа не туда, — усмехнулся Альмод. — И такое решение напрашивается.
— Я тоже так думаю. Конечно, будь я на ее месте…
— Будь ты на ее месте — зарубила бы, едва он попытался поднять руку… и умерла, закопанная в землю по горло. Так что давай порадуемся, что каждая из вас на своем собственном месте, — он помолчал. — Тебя он не пытался задеть?
Ингрид усмехнулась.
— Пытался. Но когда я его вызвала, поджал хвост. Он, видите ли, не дерется с женщинами.
Альмод хмыкнул.
— Да, если бы метили в тебя, отговариваться бы не стал. Ты права, похоже, действительно совпадение.
Он снова потер лоб.
— Ерунда какая-то выходит. Я думал, начинаю понимать, что творится… очень не хотел верить, правда. Но то, что случилось сегодня… не подходит. Может, оно и к лучшему.
