Гортас сплюнул на песок окровавленные зубы, ударом слева поставил челюсть на место и снова яростно бросился а противника, залитый кровью из рассечённой скулы.
Андрей попытался ударить его свободной рукой, подцепить ногой, но сам чуть не упал – раненая нога не очень хорошо слушалась, онемелая, как колода. Да и Гортас теперь был настороже и не подпускал его на расстояние удара кулаком или ногой.
Финт, удар, финт, удар…уклон – казалось, что эта пытка будет бесконечной. У Андрея темнело в глазах, ухмыляющаяся физиономия Гортаса как будто нависала над ним. Способность регенерироваться у этого ублюдка была потрясающей.
В очередной раз отразив несколько сильнейших ударов противника, Андрей всё-таки нарвался – клинок Гортаса, обойдя защиту, вонзился в тело пробив его насквозь и выйдя со спины. Боль была такой резкой и шипучей, что внезапно муть в голове рассеялась, и Андрей понял, что ему нужно делать.
Он бросился вперёд, не обращая внимания на то, что клинок врага так и торчал в его левом боку, притянул к врага себе и вошёл в контакт с аурой.
Если он мог лечить – значит, может и калечить? Ну, так и вперёд!
Мгновенным усилием мысли Андрей загнал в ауру противника всю боль, которую он испытывал, разогнав её в десятки раз. Гортас должен был чувствовать страшную, невероятную боль – его аура стала ярко красной, такой красной, какой она никогда не бывает в жизни. Потому что ни одно существо не может выдержать такую боль.
Гортас тоже не выдержал. Его сердце разорвалось, выплеснув фонтан крови вовнутрь грудной клетки. Но он был жив, и возможно даже смог бы выжить, когда система регенерации утихомирит этот поток боли и закроет дыры в огромном, тренированном сердце. Вот только Андрей не собирался этого позволять. Отпрыгнув назад, с так и торчащей в нём саблей, Монах изо всей силы рубанул противника в шею.
Гортас в это время стоял, зажав голову обеими руками – боль в голове была настолько велика, что он ничего не слышал и не видел, полностью перекрывшись от окружающего мира. Какой там бой, какие противники – не осталось ничего кроме красной, бурлящей, ужасной боли, разрывающей голову, грудь, всё тело, будто их жгли раскалённым железом.
Сабля Андрея прошла через толстые кости руки Гортаса и потеряв силу, врубилась в шею противника. Усиленные кости оборотня ослабили удар, и вместо того, чтобы смахнуть голову с плеч, сабля лишь сильно поранила Гортаса.
Эффект от этого получился страшным и неожиданным – оборотень, от боли полностью потерявший контроль над своим разумом, стал перекидываться в Зверя. Через секунду на месте человека стоял Зверь, похудевший, но здоровый, полный сил и злобы на весь мир.
Зверь прыгнул на Андрея, встретившего его ударами клинка. Вмиг бедро человека и его бок был разодраны, как будто по ним прошлись острейшими граблями, у которых вместо штырей, которыми сгребают листья, торчали булатные лезвия.
Андрей бил Зверя саблей, кромсая его на куски, но клинок застревал в стальных мышцах, в костях Зверя, не причиняя ему вреда такого, чтобы повреждения смогли остановить это средоточие ярости и злобы.
Андрей уже изнемогал от усталости, боли и потери крови, когда внезапно пришла помощь извне: в боку Зверя выросли несколько оперённых стрел, и Зверь рыкнул, обернувшись и глядя назад – подоспели гвардейцы, под командованием Зиртона. Лучники и арбалетчики выпустили стрелы, утыкавшие существо с ног до головы и сделавшие его похожим на дикобраза.
Зверь заревел, оглянулся – к нему уже спешила стена из гвардейцев в стальной броне, со щитами и тяжёлыми копьями, которых напугался бы даже дракон. Он сделал громадный прыжок, помчался к выходу со стадиона, по дороге сбивая солдат, и роняя любопытных зрителей, не успевших убежать, затем исчез под трибуной в проходе, ведущем на улицу.
Стадион молчал, потрясённый происшедшим. На поле боя остался стоять Андрей, тяжело опиравшийся на саблю, да гвардейцы, обступившие площадку для боя со всех сторон. В песке лежала отрубленная рука Гортаса с толстенной костью, лежащая в луже крови.
Зиртон осторожно подошёл к Андрею, покачивающемуся на ногах так, как будто его колыхали порывы ветра, и спросил:
– Ты можешь идти? Или вызвать лекаря сюда? Он сейчас извлечёт из тебя саблю, потерпи…
– Саблю? – не понял Андрей и посмотрел вниз, на рукоять сабли Гортаса, так и торчавшей у него из бока – а, саблю, да…
Он схватился за рукоять и коротко выругавшись вынул клинок из себя, сплюнув нахлынувшую в рот кровь. Зиртон сморщился и укоряющее сказал:
– Зачем? Лекаря надо было!
– Неважно – легонько махнул рукою Андрей – помоги мне дойти до своего места, пожалуйста. Я посижу и всё будет нормально.
Монах покачнулся и неминуемо бы упал, если бы его не подхватил Зиртон. Он положил руку Андрея себе на шею, и повёл к тому месту, где сидела Марго, побелевшая и сжавшаяся будто пружина. Она боялась выбежать на арену, не зная – может этим нарушит какие-то правила – а тогда всё достигнутое пойдёт прахом.
Видя, как мужа ведёт гвардеец, она уже не раздумывала и вскочив, перепрыгнула через барьер, обняла мужа и прижала к себе, не обращая внимания на то, что тот был весь покрыт кровью.
– Что дальше?
– Дальше – пойду на службу, чего же ещё – Андрей заложил руку за голову и ласково провёл пальцем по упругой груди жены. Она ойкнула, и прикрыла сосок:
– Щекотно! Не балуйся! У меня очень чувствительная грудь, а ты своим железным пальцем!
– Это ещё посмотреть – у кого железные – кто скамейку раздробил? Мне уже донесли, как ты там сиденье корёжила.
– Зоран? – понимающе хмыкнула Марго – вот проныра. Он везде суёт свой нос. Иногда мне кажется, что он как будто собирает информацию – на всякий случай, чтобы продать потом подороже Как шпион какой-то.
– Ты к нему пристрастна. Он так-то парень неплохой, только вот любопытный излишне, да. Ему лет-то столько же, сколько тебе.
– Иногда кажется, что мне тысяча лет – грустно улыбнулась девушка – а тот же Зоран кажется просто младенцем.
– Тогда тебе прямая дорога в компанию Шанди – вам, старушкам, будет о чём поговорить. Одной сто лет, другой тысяча.
– Точно. Кстати – где она сама-то? Я выходила в кухню попить и видела, как та ускользнула через форточку.
– На охоту видать отправилась. Она любит полетать по ночам, поохотиться. Думает – я не вижу, как она убегает. Пусть себе…
– Послушай – а не удивятся, что после таких серьёзных ран, ты уже через три дня идёшь на службу? Спросят – а как ты сумел залечить свои раны?
– Ну не три дня, а неделя – ты с днями ошиблась. С тех событий прошла уже неделя.
