— Северные ярлы бражничают. — Услышал он шепот Радогору. — Когда выпьют, ни в чем меры не знают. Задирают всякого, кто на глаза попадется. К женкам чужим пристают. А что до девок, так не одну не пропустят, хоть ревом реви. Невзгоде же от таких гостей одни убытки. Мало того, что народ распугают, так еще и расплатиться забудут за все, что наели и напили.
Бражники обернулись на стук дверей. Но Ратимир и Радогор прошли мимо не обращая внимания на них к своему излюбленному месту в дальнем полутемном углу, выглядывая Невзгоду. Тот, заметив их, выглянул из — за очага, в котором запекался целиковый барашек. И жалобно посмотрел на них, умоляя взглядом подождать. На щеке хозяина багровело пятно, о происхождении которого не надо было и гадать. Оставила след нетерпеливая десница.
— Не надо было заходить. — С сожалением в голосе проговорил Ратимир. — Перепелись, а скандал затевать не с кем.
И громко позвал.
— Друг Невзгода! Покорми нас на скорую руку. Торопимся.
— А как же воевода? — Удивился Радогор. — Тоже натоптался с нами. И у ворот сейчас еще натолчется.
— Теперь уж не скоро его дождемся. По себе знаю.
Просьба Ратимира, обращенная к трактирщику, очевидно пришлась не по душе подгулявшим гостям с полуночи потому, что пьяный рев мгновенно стих и тут же возобновился, усилившись многократно. И голоса звучали грозно и угрожающе.
— Барашка того, что висит у тебя сейчас над огнем нам с Радогором хватит. А к приходу воеводы придумаешь что — нибудь, чтобы голодом его не оставить. Но упоминание о воеводе, как понял, должно было охладить разгорячившихся гостей.
Радогор с удивлением посмотрел на обычно сдержанного старшину. Его слова явно грозили если не дракой, то скандалом уж наверняка.
— Иначе нельзя. Могут подумать, что испугались и уж точно полезут с кулаками. — Чуть заметно шевеля губами, ответил ему старшина, полагая, что и так парень разберет его слова. И уже не терпеливо предупредил Невзгоду. — И поспеши, дружище. Воеводу ждем, я сказал. А ему по кабакам прохлаждаться некогда.
Бражники переглянулись. И с лавки с трудом поднялся один из них, широкорожий и грузный от выпитого без меры, вой. С бранью и проклятиями затопал к ним, натыкаясь на столы, переворачивая столы и давя ногами посуду, слетевшую со столов. Остановился у их стола и навалился на него. уперев толстые, поросшие густой рыжей шерсть, руки, и, покачиваясь, уставил взгляд на Ратимира. Глаза мутные, а в них недоумение. Понять не может, по чему, по какому такому праву рты открывают все, кому не лень. В лицо Радогора ударил застарелый, острый запах пота. И давнего перегара. Не удержавшись, он поморщился от отвращения.
— А не пошел бы, мил человек… — Уже ненавидя его, выговорил Радогор, но от продолжения, поймав на себе строгий взгляд старшины, удержался.
Но выпиха не расслышал его слов. И продолжал раскачиваться над столом.
Невзгода, боясь навлечь на себя гнев беспокойных гостей, не решился выходить из — за очага и позвал на помощь Барсучиху. Но оказалось, что он и не догадывался, чем рискует. Как только она оказалось в опасной близости к ним, как тут же, — а была она женщиной средних лет и пьяному взгляду могла показаться совсем не дурнушкой, дерзкая рука обхватила ее за пояс и под дикий хохот приятелей бросила ее на колени. Женщина взвизгнула от страха и забилась, пытаясь высвободиться. Но где же ей было побороть дюжего мужика, хотя и хмельного до скотства.
Радогор начал подниматься с лавки, но Ратимир удержал его взглядом.
— А не чужой ли ты, малец, меч носишь? — Собравшись с силами, выдохнул бородач. И потянулся к мечу.
Но потерял равновесие и едва не ткнулся бородой в стол. А Радогор перехватил его руку, зажал в ладони его пальцы и Ратимир расслышал хруст ломающихся костей.
— Уйди сам. — Прошептал он в пьяное лицо. Глаза посинели от ненависти и на Ратимира дохнуло холодом. — И уйдешь живым.
Пьяный не удержал крика от боли и почти вдвое переломился в пояснице. А Радогор, не тратясь больше на слова, вышагнул из — за стола и направился к развеселой кампании, по прежнему удерживая искалеченные пальцы в своей руке и, продолжая уродовать их. Бородач послушно шел, если можно было назвать ходьбой то, как судорожно он переставлял ноги, или пускался в прискочку, выгибая спину от боли.
А Радогор остановился около стола, обвел невольного пленника вокруг него и, чуть прижав искалеченные пальцы, вернул его на место.
Ратимир, предчувствуя неприятности, незаметно, обогнув очаг, зашел кампании за спину.
— Сиди смирно. — Заботливо предупредил он. Разом протрезвевшего воя, и обвел присутствующих быстрым взглядом. Вино здесь лилось не ковшами, ушатами. Бороды залиты вином и жиром. — Упадешь.
Без паузы, наклонился и легко развел руки, удерживающие трактирщицу, на глазах ошалевшей от его дерзости, пьяни и тихо велел.
— Беги отсюда, женщина, и поскорее.
Первым опомнился тот, у кого он отнял его, как всем казалось, законную добычу. Из его горла вырвался яростный рев. Он вскочил, опрокидывая лавку, и разразившись похабной, как догадался Радогор, бранью и замысловатыми, — что с него взять, моряк, — проклятиями, бросился на Радогора. Замахнулся во всю пьяную ширь… и его кулак пролетел мимо лица обидчика. А Радогор качнулся в сторону, пропустил, направленный в лицо, удар, перехватил руку и развернулся на каблуках. Забияка не удержал равновесия и ткнулся мордой в стол А его рука переломилась с громким хрустом. Кость порвала грубую кожу и вылезла наружу.
Радогор же, так и не сказав ни слова, повернулся и направился к своему столу.
Столь быстрая расправа над приятелем не только не обескуражила его друзей, а еще больше раззадорила. Опрокидывая столы и лавки. Круша и ломая их сапогами, они беспорядочной толпой, и бросились на него с кулаками. А кто — то, кого Ратимир не заметил, — события развивались слишком быстро, — метнул в него свой боевой нож. И не, имея уже возможности, предупредить его, невольно вскрикнул. Рука Радогора дернулась и цапнула воздух. Нож оказался в его ладони и тут же, без замаха, вернулся владельцу. Но тот был не так ловок и нож с хрустом вошел в глазницу по самую рукоять.
— Уйдите сами. — Тихо, без каких — либо интонаций снова произнес он. — Или унесут. Но уже мертвых.
В его голосе не было угрозы, только предостережение. Но его слова заставили похолодеть Ратимира. Искалеченные пальцы пьяного дикаря и тот, кого сразил собственный нож, убедили его в серьезности и искернности его слов. И он, перепрыгивая через поваленные столы и лавки, заторопился к нему на помощь. Если только не опоздает. А то и помощь не понадобится. Радогор был скор и разворотлив, как рыба в прибрежных зарослях. А его удары неожиданны и разили наповал. Он был везде и нигде одновременно. Казалось, что вот — вот кулак безжалостно раздробит, перемешает все кости на его лице. Но кулак почему — то летел мимо, а его противник летел в другую сторону. Или вслед за кулаком. Или валился на заплеванный пол в беспамятстве тут же у ног Радогора. А Радогор тут же исчезал, чтобы появиться в другом месте. Взлетал над толпой и его пята била в косицу, повыше уха. А его локоть в то же время ломал шейные позвонки или дробил череп. Такого еще Ратимир не видывал. И как завороженный следил он за этим, даже не боем и, тем более не дракой, побоищем. Потому, как то, что видели его глаза нельзя было назвать ни тем, ни другим. Истребление, хладнокровное и беспощадное, на полное уничтожение. Вот как это называлось на простом и понятном всем языке.
