пунцового бархата, и смотрела на них внимательно глазами, похожими на два цветка аконита. Её чёрные, с редкой проседью волосы были украшены золотым венцом — таким же, как у принцессы Исидоры.
— Мама! Мама! Мамочка! — вскричала Исидора, слезая с лошади и бросаясь ей навстречу.
Всадники спешились. Поводья их коней тотчас подхватили слуги.
— Ну вот, — говорила мать, поглаживая растрепавшиеся волосы дочери. — Нагулялась, набегалась… Потом мне всё расскажешь…
Сэр Бертран де Борн де Салиньяк приблизился к ним и, склонив упрямую голову, встал на одно колено.
— Королева!..
— Я очень рада вас видеть, сэр Бертран!
Она приложила руку к знаку Розы и Креста на его плече.
— Я наслышана о ваших подвигах. На этот раз вы никого не убили и никого не потеряли… Вы всё сделали правильно. Лучший бой — это несостоявшийся бой, не так ли? Отдохни немного, сынок…
И поцеловала его в лоб.
— Сэр Линтул?
Леонтий, поклонившись, приложил руку к груди.
— Вам я особенно благодарна. Как, моя доча не очень вам всем докучала?..
И, наконец, королева Тайра-Тара обратилась к Тинчу, что смущённо стоял поодаль:
— Тинчи! Ну что ты стоишь там? Обнимемся, что ли? Ведь без обид, да? Мы ведь всегда так друг друга понимали…
— Разыщи меня, Тинч, — прошептала она ему на ухо, когда они неловко обнялись и поцеловались, — нам ещё так много надо друг другу сказать… Я виновата, конечно… Когда-нибудь… разыщи меня… в своём мире!..
— А теперь, — объявила она, когда обряд первой встречи подошёл к завершению, — я желаю, чтобы нынешний день для нас был праздничным. Да возвестят в Аркании и по всей стране Таро!
— Сэр Линтул! — вскричал Дар. — Вы поглядите, я всё-таки воплотил в жизнь мечту моего предка — я отстроил часовую башню!.. Сэр Тинчес, мне надо будет неотложно поговорить с вами о реформах Каррадена! И с вами, сэр Бертран, тоже нам хорошо бы поговорить!
— Великолепно, — ответил Тинч. — А может быть, сперва смотаемся на море? Замечательное утро, располагает к вдохновению…
— Да и вообще, хорошо бы, наконец, отдохнуть, — поддержал его идею командор.
— А кстати, постойте, я немного не понял! — сказал Леонтий. — Куда же делся дракон?
— Как это куда? — ответил Шершень. — Он никуда не делся. Он по-прежнему, как и встарь, занимает своё законное положение.
И указал на верхушку башни, где над золотым циферблатом помещалось изображение поющего дракона Хоро, великого хранителя Меры и Времени…
И на этом, дорогой мой терпеливый читатель, мы, так и быть, на время расстанемся с нашими друзьями, которым — и Вы, надеюсь, согласитесь со мной — надо хорошенько отдохнуть и подготовиться к новым приключениям.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ
Часть III — Икарийские игры
Глава 1 (20) — Беседа с Леонтием — рассказывает Тинч
Подлинно, я более невежда, нежели кто-либо из людей, и разума человеческого нет у меня.
Книга Притчей Соломоновых, 30-2.
1
Тук-тук-тук.
— Входите, ваше величество!
Сэр Линтул Зорох Шлосс как не ложился со вчерашнего вечера. Исписанные листы бумаги и огрызки гусиных перьев усеивали стол и валялись на полу. Удивительное самопишущее перо, подарок месье де Фужере, он давным-давно исписал, и на него не могли напастись гусиных.
В открытое настежь окно пахло черёмухой.
— Как здоровье королевы?
Я знал, что он меня подначивает, хорошо понимая, что между мною и нынешней Тайрой вряд ли могли получиться близкие связи. Десять лет назад между нею и мною разницы в возрасте ровно никакой не было, теперь же образовался сверхъестественный разрыв… Какие у нас могли быть отношения? Как у мамы с сыном? Или как у тётки с любимым племянником? Чушь какая-то.
— Её величество и её высочество изволили до обеда отбыть в провинцию, любоваться цветами граната, — объяснил я, набивая и раскуривая трубку.
— А как поживает сэр Бертран, наш досточтимый командор?
— С сэром Бертраном мы очень удачно сходили на море. Там мы искупались, поупражнялись в бою на мечах, привлекли к себе массу зевак, после чего снова искупались, а потом сэра Бертрана повлекла его муза и он заявил, что ему срочно следует вернуться к себе в комнату, помучить лютню и сочинить пару новых песен. После чего, придя домой, сэр Бертран изволил выкушать бокал вина, завалился спать и дрыхнет как сурок по сию пору… Море, оно утомляет, Леонтий…
— Великолепно!
Я не ждал от него этого восклицания.
— Что "великолепно"?
— Вот видишь, насколько просто и понятно ты всё повествуешь своими словами. Но как только ты берёшься за перо…
Он указал на стопочку исписанных листов, что я принёс ему вчера вечером.
— …ты начинаешь составлять фразы так, как будто пишешь объяснительную своему начальству.
Мне припомнился Хэбруд.
— Здесь… здесь!.. — ткнул он пальцем, — ты пишешь для себя. Но когда начинаешь рассказывать — рассказываешь для меня. Понимаешь разницу?
Пару дней назад я попросил его научить меня писать. В ответ он попросил научить его рисовать. Однако, если в искусстве изображения он сразу же стал делать очевидные успехи, то мои скромные этюды по искусству письма никуда не годились, и это было ясно даже мне самому…
— Уйди ты от этого подражания казённым предложениям и оборотам! Не концентрируйся на мастерстве, оно проглянет само! Просто рассказывай, импровизируй, подбирай слова как подбираешь краски!
Ну, с красками — это он перегнул. Я захотел повернуть разговор и сказал ему:
— Ладно. Так вот, с чем я пришёл.
И развернул перед ним принесённое.
— А… карта…
— Скопировал в архиве.
— И что она нам даст? Говорю тебе: есть две Омнии, одна сейчас, другая — через несколько сотен лет. Сэр Джеймс меня достаточно просветил на эту тему… И твой Тагр-Косс там наверняка тоже есть, а если Дар настаивает — поезжай, поговори сам с собой теперешним.
— Пускай Дар сам туда едет. Он почему-то считает меня великим знатоком экономики…
— А меня — великим знатоком в области образования и культуры. Вот, за этим столом, я день и ночь пишу не переставая…
— Ты пишешь свою книгу, сэр Линтул Зорох Жлосс…
— "Шлосс". Это значит "зАмок".
— А причём тут замок?
— Ещё сам не знаю.
— Слушай, Леонтий. А почему бы нам действительно не попробовать сплавать в Тагэрра-Гроннги-Косс, разыскать там твою же, давным-давно написанную книгу…
— Тинчи, Тинчи… Вот, представь: задумал ты написать картину. И тут из ниоткуда является добрый дядечка волшебник и говорит: а зачем тебе её писать? Зачем мучиться, исходить силами в воображении, не спать ночами, травить себя красками?
