«Я хочу домой…» — подумал он, внезапно поняв, какое огромное расстояние отделяет его теперь от нормальных, обычных людей. Он не думал больше о свадьбе Гуниллы, не терзался мыслью о ее измене. Теперь он чувствовал себя просто одиноким солдатом, забредшим в лес, населенный незримыми, неведомыми, враждебными по отношению к нему существами.
Эрланд попятился назад. С него хватит! У него при себе только простые пули и ни одной серебряной!
Но не успел он сделать и несколько шагов, как услышал позади себя тихие, быстрые шаги — такие быстрые, что он не успел даже повернуться, издав лишь возглас страха. Несравненное оружие Эрланда могло привлечь этих лесных тварей. Он почувствовал на своей груди волосатые лапы, кто-то схватил его за руки, ружье упало на землю. Не успел он крикнуть, как мохнатая лапа зажала ему рот. Он понял, что их было много, — и все они навалились на него.
Потом что-то ударило его по затылку, и все погрузилось во тьму.
Он очнулся, не смея открыть глаза. Ужасающая вонь ударила ему в нос, а снаружи слышались грубые, хрюкающие звуки.
Все тело его ныло. Он был связан по рукам и ногам и лежал на чем-то неровном, словно его бросили в угол, заваленный рухлядью. Он тут же обнаружил, что его сабли, которой он так гордился… его любимой сабли при нем не было!
Кто-то присвоил его саблю себе. Ему хотелось плакать от отчаяния. Но у него не было на это сил.
Что его ожидало? Должен ли он был быть благодарен за то, что его оставили в живых?
Но вряд ли ему оставалось жить долго. Наверняка они обсуждали теперь, какой смерти его предать.
Эрланд открыл глаза. В помещении было темно, если не считать слабого отсвета огня, горящего прямо на полу.
Этот огонь свидетельствовал о том, что здесь кто-то жил. Он попробовал осмотреться по сторонам.
В помещении было единственное маленькое окошко, через которое пробивался лунный свет. Приглядевшись, он заметил, что окошко зарешечено.
Что-то вроде тюрьмы? Для чего им нужна была тюрьма? Вряд ли она была сооружена специально для него. Возможно, для своих собственных упрямцев? Впрочем, ему было известно, что они время от времени совершали набеги в человеческий мир, чтобы взять пленников. А что, если…
Внезапно он услышал, что кто-то еще находится в помещении. Один из них? Он представил себе лохматое существо с хвостом и еще Бог знает, с чем, не зная точно, как выглядят демоны из Ущелья дьявола. Ведь никто никогда не видел их.
Он пошевелился, чтобы привлечь к себе внимание. Ведь не собирался же он пролежать здесь целую вечность! Все тело его ужасно болело: голова, спина, бок (сломано ребро?), запястья, лодыжки — в тех местах, где он был туго перетянут веревкой.
Совсем не так представлял он себе свою геройскую смерть! А в том, что произошло, не было ничего геройского!
Кто-то приблизился к нему и сел рядом с ним на корточки. Длинные волосы этого существа свидетельствовали о том, что это была женщина, осторожное прикосновение рук — тоже, и существо это не производило впечатления чего-то враждебного.
— Ты… одна из них? — прошептал Эрланд. — Или ты обычный человек?
— Когда-то я была человеком, — с горечью произнес голос. — Теперь же я просто позор человеческого рода.
— Ты, случайно, не… Сири? Из Квернбеккена?
— Я была ею, да. А кто ты, знающий мое имя?
— Разве ты не помнишь местного дохлого цыпленка, Эрланда Бака?
— Эрланд? Маленький Эрланд! — ласково произнесла она. — Разве я могла узнать тебя, когда ты стал таким большим и красивым.
Ему было непонятно, как она могла видеть в такой кромешной тьме. Но глаза постепенно привыкают к темноте, а она, судя по всему, была здесь уже долго.
— Нам нужно выбраться отсюда, — прошептал он.
— Я уже два года пытаюсь это сделать. И ничего не получается. Взгляни на мои шрамы! Это наказание за попытку бегства.
— Но почему они держат тебя здесь?
В голосе ее послышалась бесконечная усталость.
— Трое из них получают от меня удовольствие. Время от времени они наведываются ко мне.
— Все трое по очереди? — с гримасой отвращения произнес Эрланд.
— Ах, они приходят сразу все, втроем.
— И они не соперничают друг с другом? — недоверчиво произнес он.
— В самом начале между ними бывали потасовки. Но теперь я деградировала до постельной подстилки.
Некоторое время Эрланд молчал, пытаясь представить себе, каково ей приходится.
— Их здесь много? — спросил он.
— Восемь. Восемь дьяволов.
— В буквальном смысле слова, дьяволов? Или ты так просто выразилась?
— Тс! — сказала она и прыгнула на свою койку.
Снаружи послышались шаги. Кто-то остановился возле двери, словно раздумывая, войти или нет.
«Почему они поместили меня сюда, где находится их противник? — думал он. — Здесь может быть только одно объяснение: либо это их единственная надежная тюрьма, либо они не считают, что я для них опасен, потому что они собираются убить меня…»
Но почему же его не убили сразу? Возможно, они хотели выведать у него что-то, пытать его…
Нет, не следует предаваться таким мрачным мыслям. Настраивать себя так, значит, заранее лишать себя мужества и сил сопротивления.
Сири опять спустилась на пол и принялась развязывать на нем ремни, пытаясь уложить его поудобнее.
— Не показывай виду, что можешь одним рывком сбросить с себя эти ремни, — прошептала она. — Их слишком много, и от нас не останется мокрого места, если ты ударишь кого-то из них. Оставь это на тот случай, если твое положение станет совершенно безнадежным, и у тебя не будет другого выхода! Ну, как, тебе не лучше?
— Намного лучше! Спасибо!
В голове его гудело так, словно кто-то колотил по ней кувалдой. Но жаловаться не имело смысла, поэтому он молчал.
— Здесь есть еще две женщины, — тихо сказала она. — Была еще одна, но, родив ребенка, она покинула это место, не желая рисковать его жизнью. Я не знаю, куда она ушла. Но те, что остались здесь, настоящие дьяволицы, они хотят остаться здесь. Я дважды была беременной, но оба раза теряла ребенка, за что я очень благодарна судьбе! Мне не хочется иметь детей от этих чудовищ! Ах, Господи, Эрланд! Ты не представляешь себе, как это удивительно, снова разговаривать с человеком ! Как мне жаль тебя. Тебе не следовало приходить сюда! Но расскажи мне, как там теперь, в Бергкваре?
— Как обычно, — сухо ответил Эрланд, вспомнив о свадьбе. — В Квернбеккене все прекрасно, твоя мать болела этой осенью, но теперь выздоровела. Все думают, что ты умерла, Сири. Но никому от этого не легче.
— Разве никто не видел следов, которые я пыталась оставить, когда они вели меня сюда?
