Шоломанчи вполне сходило за высокую кухню. Я, как полная дура, взяла батончик и, как полная дура, съела, сидя на кровати Ориона – у меня возникло неприятное ощущение, что я сделала это нарочно, – а он, разумеется, сел на кровать рядом со мной. Орион осторожно обвил рукой мои плечи, когда подумал, что я не обращаю на него внимания, а я притворилась, что действительно не обращаю внимания; голосом, исполненным слабой надежды, он произнес: «Эль», а я велела себе спихнуть его с постели.
Но я этого не сделала. Более того, я, чувствуя себя униженной, поцеловала Ориона первой, и тут началось, потому что я изголодалась, и люблю торты, и после первого кусочка захотела второй, а потом третий… и я сунула руки ему под футболку и прижалась ладонями к горячей голой спине, и было так приятно сидеть с кем-то рядом – и это был не просто кто-то, а Орион, и он задрожал с головы до ног и обнял меня, и я чувствовала, какой он сильный, и под кожей у него двигались мускулы, которые он накачал, годами сражаясь с чудовищными тварями, выползавшими из темноты. Губы у Ориона были теплые и мягкие, и вы просто не представляете, как это было здорово и как у меня улучшилось настроение.
Я напоминала себе одну из тех глупых младшеклассниц, которые тосковали внутри созданной мною иллюзии в спортзале, с той разницей, что происходящее было абсолютно реальным, и я могла получить то, что хотела, – в школе, и потом, после выпуска, и остаться с Орионом навсегда, и воплотить с ним свою мечту до конца, прожить жизнь, полную созидания и творчества, а злое пророчество пусть катится куда угодно, я начну новую жизнь прямо сейчас, и я так этого хотела, так хотела, что не могла удержаться…
И не стала. Я все целовала Ориона, и ласкала его, и дышала с ним в такт, и мы соприкасались лбами, так что наше неровное дыхание никуда не улетало. Орион гладил меня по голове, пропуская пряди меж пальцев, – он то ослаблял, то усиливал хватку, и дышал тяжело и рвано, и было так приятно, что я тихонько рассмеялась в это маленькое теплое пространство между нами и попыталась стянуть с Ориона футболку.
Он содрогнулся и отпрянул, удерживая меня на расстоянии вытянутой руки, а затем хрипло, с нескрываемой мукой произнес:
– Нет. Нельзя.
В жизни меня унижали самыми разными способами, но, пожалуй, так скверно я себя еще никогда не чувствовала. Дело было не в том, что Ориону не хотелось, – ничего страшного, бывает. Но хотелось ему не меньше, чем мне, и тем не менее он сумел остановиться, а я нет, как невоспитанный ребенок, который тянется к конфетке, даже зная, что потом случится катастрофа.
Орион встал с постели и торопливо отошел в другой конец комнаты.
– Ты прав, – сказала я и вылетела в коридор, еще немного теплый.
Моя Прелесть ждала меня прямо за дверью комнаты – от нетерпения она подпрыгивала чуть ли не на метр от пола. Я поймала мышку в воздухе и с бешенством спросила:
– Может, хватит? Ничего не было, и ты тут ни при чем.
Я захлопнула за собой дверь и плюхнулась на постель. Моя Прелесть взобралась мне на плечо и тихонько сидела там, пока я не добавила:
– И я тоже ни при чем.
Мне было очень горько. Мышка подкралась к моему уху, потерлась носиком о мочку и тихонько пискнула в знак утешения, а я подняла руку и смахнула несколько слезинок.
Ориону даже не хватило совести избегать меня до конца дня. Более того, весь обеденный перерыв он бросал в мою сторону жалобные взгляды, полные тоски и отчаяния, как будто это я жестоко его отшила. Никто мне и слова не сказал, но я подозревала, что все именно так и думали. Когда я вечером пожаловалась Аадхье, та без тени сочувствия сказала, что никому нет дела до моей личной жизни, но, впрочем, ей ли судить?
– Скажи спасибо, что он тебя удержал! – добавила она.
Я уставилась на подругу.
– А кто это просил у меня смачных подробностей?
– В данном случае я бы первая сказала тебе, что ты дура! О чем ты думала? Когда у тебя в последний раз были месячные?
Я не стала с ней спорить, потому что, честно говоря, совсем не помнила, когда у меня в последний раз были месячные. К счастью, есть хоть какая-то польза от магии: когда появляются первые признаки, завариваешь себе кружку отличного снадобья – простой рецепт, который любая молодая колдунья может составить даже во сне, – и все. Некоторым приходится внимательно следить за графиком, потому что у них начинается с крови, а на запах приходят злыдни. Но мой первый симптом – резкая, жгучая боль в животе, которая возникает часов за пять.
К сожалению, магия не помогает избежать беременности. Вот в чем проблема: если ты сознательно делаешь то, что, как тебе известно, может завершиться беременностью, магия может и промахнуться. Защитные чары не надежней банального воздержания. Гораздо надежнее медицинские средства, но тогда нужно либо пожертвовать частью строго ограниченного объема багажа, чтобы взять с собой презервативы или таблетки, и не забыть использовать их как положено, либо установить до поступления в школу спираль и от души надеяться, что с ней ничего не случится следующие четыре года, пока тебе вновь не посчастливится посетить гинеколога. Смысла в этом я не видела. Ну или, точнее, я не видела смысла четыре года назад, когда была совершенно уверена, что никто даже говорить со мной не станет, а уж тем более спать.
– Просто… – тут я перестала пререкаться, села на пол и сказала: – Просто это было так приятно.
Наверное, это звучит глупо, но мой голос дрогнул. Слово «приятно» неприменимо к нашему школьному опыту. Здесь бывают отчаянные победы, а иногда даже удивительные чудеса, но ничего приятного.
Аадхья глубоко вздохнула.
– Ладно. Забудь. Если ты забеременеешь, это еще не повод, чтоб чреворот сожрал меня.
Я замерла с открытым ртом на пороге гневной вспышки – и поймала внимательный и очень серьезный взгляд Аадхьи. Она была права – конечно, права. Я и так уже потратила много времени на ерунду; если я продолжу в том же духе, то, скорее всего, получу нечто еще менее полезное, чем оловянная медаль.
Мы не знали, с чем столкнемся, когда спустимся
