— Какое слово?
— Скажешь, что тебе нужен арбалетчик Ханс.
— Какое же это заветное слово, ваша милость? — обиделся паренек, поправляя сползший на глаза шлем. — Этот самый Ханс мне вчера такого леща отвесил только за то, что я мимо их казармы шел!
— Не бойся, скажешь, что тебя послал капитан фон Крисп.
— Да вы что, ваша милость, меня потом за вранье так вздуют!..
Конь под капитаном забеспокоился и сделал шаг, фон Крисп ухватился за край ограды.
— Тпру! Куда?!
— Чего? — не понял солдатик.
— Это я коню. Я не предлагаю тебе врать, я сам выполняю поручение капитана фон Криспа.
— Да? — недоверчиво спросил солдат.
— Да, он и деньги мне дал — два кадастра для человека, который позовет Ханса. Так что смело говори, что по поручению капитана, он суровый человек, его никто ослушаться не посмеет.
— Это я знаю, — кивнул солдатик, и шлем снова съехал ему на глаза. — Ну, я пошел.
— Давай, твои два кадастра ждут тебя. Только быстрее!
Солдат отправился бегом. Было видно, как он стушевался у входа в казарму, когда на него угрожающе двинулись двое арбалетчиков, однако имя капитана возымело действие, и один из них пошел в казарму, а счастливый курьер помчался обратно, поправляя на бегу шлем.
— Сейчас придет, ваша милость! Давайте два кадастра!
— Держи.
Взяв монету, солдат убежал — на учебном поле уже строился взвод молодых алебардистов.
Из казармы вышел Ханс, он посмотрел в сторону ограды, и капитан махнул ему. Затем отъехал в тень двух старых лип, одна из которых год назад была поражена молнией и часть ее веток засохли.
Ханс вышел через главные ворота и, озираясь, направился под липы. Увидев капитана, нервно пригладил полосы и сказал:
— Здравия желаю, господин капитан.
— И ты будь здоров.
— А почему вы не в мундире, прошу прошения?
— Я обязан перед тобой отчитываться? — В голосе фон Криспа зазвучал металл.
— Прошу меня понять, господин капитан, если у вас что-то изменилось, то... могут и меня прирезать за компанию.
— Нет, с этим все в порядке, я нигде не наследил, а гражданское платье на мне, чтобы тебе меньше мороки было — скажешь, воск у торговца покупал или мел для пуговиц.
— Это что — машинка? — Ханс указал на пристегнутый к седлу сверток характерной формы.
— Молодец, разобрался. Где смотреть будешь?
Ханс осмотрелся. Часовой у ворот зевал и считал ворон, в дальнем конце улицы шли две прачки с бельевыми узлами.
— Можно здесь, за лошадь спрячемся.
— Как скажешь.
Они встали за лошадью, и капитан развязал веревки, потом медленно вытянул арбалет и подал онемевшему от восхищения Хансу. Первые несколько минут тот молчал, лишь покачивал от восхищения головой.
— Это мог сделать Маркон или Енселл, только им по силам были такие двулучники.
— Сколько ему лет, по-твоему?
— Меньше сотни, но больше пятидесяти.
— А как ты узнаешь?
— Лак очень старый и спусковая скоба с шариком — это говорит о древности, а вот изгиб рукоятки плавный — такие уже после нандийской войны стали делать.
— Ну, тебе виднее.
— А «козья ножка»?
— Здесь же — посмотри.
Ханс достал «козью ножку», сделанную так же искусно, с той же любовью, что и арбалет.
— Да, господин капитан, повезло вам! Такое сокровище в руки попало, место ему не в деле, а в подвале под семью замками среди золотых россыпей.
— У меня, к сожалению, золотых россыпей нет, а дело делать нужно, поэтому давай завтра и стрельнешь.
— Завтра?!
— Завтра, дорогой, завтра. — Капитан взял стрелка за локоть и, оглядевшись, зашептал на ухо: — Завтра к одиннадцати этот человек приедет, чтобы встретиться со мной у старой мельницы. Мы переговорим, он отдаст мне кое-какие свитки, и тогда — стреляй!
— А охрана? Такие люди в одиночку не ездят.
— Они всегда остаются в лесочке, что на берегу высохшего озера. Их всего пятеро.
— Пятеро — это много! — забеспокоился Ханс, но капитан крепко держал его за локоть.
— Их я беру на себя, понял? Твое дело — сделать точный выстрел, если что — поправить дело вторым и сидеть тихо. Потом я отправлюсь в лесок, а ты можешь бежать на все четыре стороны.
Ханс помолчал, взвешивая услышанное, затем в его глазах блеснула алчность. Он осмелел и в упор посмотрел на капитана.
— Надо бы добавить, господин капитан, уж больно дело опасное!
— И сколько же ты хочешь, грабитель?
— Мы договаривались о восьми, теперь я хочу шестнадцать золотых.
— Десять и арбалет в придачу. Идет?
Ханс задумался и тем выдал себя.
«Подлец уже все решил, болта в арбалете два, один — Теллиру, второй — капитану, а деньги и машинку себе», — усмехнулся фон Крисп.
— Согласен, — с опозданием ответил Ханс.
— Ну и прекрасно. Да, есть еще один момент...
— Какой? — быстро спросил арбалетчик.
— Возможно, с карсаматом будет уродец.
— Какой еще уродец, господин капитан?
— Он у эрмая вроде собаки.
— Вроде собаки? Телохранитель, что ли? Как он вооружен?
— Нет, ты неправильно понял. Это не человек, это... — Капитан не хотел говорить Хансу всего, чтобы не спугнуть, но обойти эту тему было нельзя. — Это небольшой демон из нижнего мира. Никаким колдовством он не обладает, я зарублю его, если он появится.
— Ну, знаете, господин капитан... — Ханс покачал головой, на лбу у него выступила испарина.
— Ты что же, отказываешься из-за такого пустяка?
— Нет, не отказываюсь.
Фон Крисп внимательно следил за реакцией Ханса, чтобы угадать, получит он второй болт от переменчивого и жадного стрелка или нет.
— Хорошо, господин капитан, договорились. Завтра в девять я буду на месте.
— Лучше в восемь.
— Хорошо, буду в восемь. Только вы это...
— Что?
— После того, как поговорите и он пойдет восвояси... Или вы первый уйдете?
— Скорее всего, одновременно, обычно мы прощаемся и расходимся.
— Чтобы мне выстрел вернее сделать, вы, господин капитан, окликните его, чтобы он приостановился.
— Хорошо, окликну.
Фон Крисп приехал в Хаски еще засветло, обрадовав этим слугу.
— Ваше благородие, наконец-то! — воскликнул тот, выбегая за ворота, едва заслышав стук копыт. — Как проводил вас в гражданском платье, так до сих пор сердце было не на месте!
— Ну теперь-то на месте, — усмехнулся фон Крисп, выбираясь из седла и отдавая повод. — Я голоден как волк, давай собери поесть.
— Сей момент, только лошадку пристрою!
Слуга был настолько проворен, что успел достать из печи еду, помог хозяину снять сапоги, а потом еще полил воду — умываться.
