— Дар в Заморочный лес поехал, — прошептала Евдоха.
— В Заморочный лес? — ахнул Владигор. — Надо скорее за ним! То гиблое место, уж мне ли не знать.
— Нам в другую сторону, князь, — напомнил Чуча. — Не на север, а на восток. И так уже времени сколько упущено, торопиться надо.
— А что если это сын мой, Ольгой рожденный? А ну как опасность ему грозит? — Владигор вскочил на ноги. — Вот как сделаем. Вы с Филькой на восток идите, а я до заката еще весь лес обшарю и на Лиходее вас догоню.
Филимон покачал головой:
— Не получится ничего. Замкнули чародеи Заморочный лес магическими ключами, никому туда ни войти, ни выйти оттуда. Коли мальчик жив останется, ранее чем через год встречи с ним не ждите.
Владигор топнул в сердцах ногой и со стоном опустился на скамью, терзаемый чувством собственного бессилия.
— А мне другое видится, — промолвила Евдоха. — Встретитесь вы с ним, и встречи недолго ждать.
Все уставились на нее: Чуча с удивлением, Филимон с недоверием, Владигор с благодарностью.
— Вставай, вставай, мил человек, пора уж, утро наступает. Хотя здесь и не видать его, утра-то, а все ж ты мне, старому, поверь, да и не годится под землею-то спать долго, особливо у меня, слуги Переплутова, так заспаться можно, что и вовсе не проснешься…
Дар открыл глаза. Он был все в той же подземной горнице чародея Микеши. Старик, бормоча, хлопотал у очага. Мальчик потянул носом легкий запах дыма вперемешку с ароматом какой-то печеной снеди. Сразу захотелось есть.
Он встал и потянулся. Пятнышко тряхнул гривой, будто поприветствовал своего хозяина. Дар подошел к ручью, ополоснул лицо чистой холодной водой и напился. Вода показалась ему необыкновенно вкусной. Он почувствовал себя бодро, упругая молодая сила растеклась по мускулам, остатки сна окончательно улетучились. Дар подошел к Микеше.
Старичок приветливо ему улыбнулся и протянул небольшую лепешку бурого цвета, пахнущую, однако, не хлебом, а чем-то вовсе незнакомым. Лепешка была горячей и твердой.
— Что это? — спросил Дар.
— Это хлебушек мой. Из коры да кореньев. Мука крупновато помолота, да это не беда. Ты поешь, поешь, чего спрашивать раньше времени!
Мальчик с трудом откусил твердый кусок лепешки и долго его жевал. Микешин хлеб нельзя было назвать аппетитным, он был совсем не посолен и горчил. Дар подумал, что больше одного куска ему трудно будет заставить себя съесть. Но второй ему и не понадобился, он вдруг почувствовал, что совершенно сыт и если чего и хочет, так это еще немного воды из ручья.
— Наелся? — спросил Микеша и удовлетворенно хихикнул. Затем протянул мальчику мешочек с теплыми еще лепешками. — Этого тебе надолго хватит. И водички в дорогу тебе дам.
Микеша снял с полки маленькую круглую баклажку, подошел к ручью и наполнил ее до краев свежей водой. Затем заткнул баклажку деревянной пробкой и протянул Дару:
— И этого тебе надолго хватит.
— Спасибо, — сказал Дар и поклонился старичку. — Что же, Микеша, в путь пора. Указал бы ты мне, как из леса выехать.
— Из леса? — переспросил старичок. — А это мы сейчас посмотрим. Стрелочка-то, гляди, вон куда повернулась. — Он указал глазами на круглую каменную плиту в центре пещеры.
Дар вспомнил, как Микеша предостерег его вчера, чтобы он не наступил невзначай на эту плиту. Тогда выдолбленная в камне стрела указывала в сторону выхода из пещеры, будто советовала мальчику возвратиться туда, откуда он только что приехал. Сейчас она смотрела острым концом в сплошную гранитную стену, и Дар напряг зрение, стараясь разглядеть в сумраке щель или трещину, которые могли бы быть приметами потайной двери. Однако ничего такого он не обнаружил, стена была цельной.
— А в той стороне что? — спросил он.
Микеша вздохнул, добродушная улыбка на его морщинистом лице сменилась озабоченностью, и он ответил с некоторой даже опаской:
— В той стороне Великая Пустошь, туда по своей воле не ездят… Оставался бы у меня, ты мне понравился, годик бы пожил, пока лес не отомкнут, и к Евдохе своей воротился. И мне на душе спокойней. А?
Дар молча покачал головой. Микеша казался искренне огорченным, но уговаривать мальчика больше не стал.
— Что ж, в путь так в путь, — сказал он. — Может, свидимся еще. Веди сюда конька своего.
Пятнышко словно понял человеческий язык и сам подошел к плите со стрелой, возле которой стояли Дар с Микешей. Старичок помог мальчику взобраться в седло и отошел в сторону.
— Держись крепче и не бойся, — напутствовал он Дара. — Бояться потом будешь. Да хранят тебя боги.
Конь шагнул на плиту и остановился. У Дара заколотилось сердце от предчувствия чего-то необычайного. Но ничего не происходило, и он вопросительно посмотрел на Микешу. Тот молча пятился назад. Внезапно воздух задрожал, лицо старичка и все предметы в пещере утратили четкость, стали зыбкими и, наконец, растворились в сплошной белесой пелене. В ушах засвистело, тело стало необыкновенно легким. Он вцепился в луку седла, попытался крикнуть что-то, но голос пропал, а вместе с ним исчезло всякое ощущение времени и пространства, мгновение стало вечностью. Мелькнула мысль, что это все еще сон, и Дар закрыл глаза, ибо все равно не мог ничего видеть в белесой пелене. Свист то стихал, то вновь нарастал до боли в ушах, но никакого ветра не было. Становилось жарко. Вдруг наступила тишина. Дар открыл глаза и вскрикнул от яркого, до рези в глазах, солнца.
Он находился в песчаной степи без конца и без края. Привыкнув к солнечному свету, Дар огляделся по сторонам, но тщетно взгляд его пытался зацепиться хоть за что-нибудь. Повсюду был лишь песок, сквозь который временами пробивались стебли иссушенной солнцем травы. Безоблачное небо было не голубым, а золотистым от зноя. Сразу захотелось пить. Пятнышко неуверенно сделал несколько шагов вперед и остановился. Дар услышал, как зашуршал песок за спиной. Обернувшись, он увидел, что плита, такая же в точности, как в пещере у Микеши, только без стрелы, медленно опускается, словно тонет, образуя большую шуршащую воронку. Вскоре плита совсем исчезла, воронка разгладилась и вновь наступила тишина.
— Куда нам дальше, Пятнышко? — спросил Дар.
Жеребец вздрогнул, очнулся от оцепенения и медленно потрусил вперед — на юг ли, север, восток или запад, сказать было трудно.
За весь день ничто не нарушило однообразия пустынного пейзажа. Дар, жалея уставшего жеребца, время от времени спрыгивал с седла и шел рядом. Он пересиливал искушение выпить зараз больше одного глотка из маленькой баклажки: неизвестно, сколько им предстоит пройти, прежде чем они доберутся до ближайшего водоема. Есть ему не хотелось.
