— В Дью? Пока не уразумею, кто я таков.
— Как это жестоко! — с неожиданной яростью восклицает Кадара. — Лортрен... стерва она! Ей прекрасно известно, как честен Доррин! Могут пройти годы... — на глаза рыжеволосой воительницы наворачиваются слезы, но она даже не пытается их утереть.
— Я уверен, что именно это она и имела в виду, — сухо роняет Доррин, отламывает хлеба и зачерпывает ложку щедро проперченного соуса. — Ладно, хватит о грустном. Давайте насладимся едой.
Брид протягивает тарелку Кадаре, но та, утирая слезы, только качает головой.
— Вот тебе еще пиво, солдат, — служанка заново наполняет кружку Брида.
Доррин, моргая, проглатывает еще ложку. В глазах у него слезы, но он уверяет себя, что это исключительно от дыма. Неожиданно для себя Доррин зевает.
— Устал, — поясняет он извиняющимся тоном.
— Работа в кузнице так выматывает?
— Я ведь еще и целительствую помаленьку, в основном — с животными, а по ночам, бывает, сижу над чертежами.
— Чертежами?
— Это вроде рисунков. Иногда, прежде чем делать модель, лучше изобразить узел или деталь на бумаге. А потом я вырезаю модели из дерева, даже приводы.
— Приводы?
— Без них нельзя передавать энергию. Я читал об этом в старых книгах из отцовской библиотеки. Машина должна не просто вертеться или еще как-то двигаться, а работать. Для этого необходимо передавать энергию... Например, как с водяного колеса или ветряка.
— Но ведь у нас на Отшельничьем есть водяные колеса!
— И приводы есть, это не новинка. Я хочу построить паровой двигатель.
— Доррин... — Кадара умолкает, покачивая головой. Что тут скажешь!..
Доррин снова зевает и поднимается:
— Боюсь, мне пора идти. Спасибо за прекрасный вечер. Рад был повидаться с вами. Вы пока побудете в городе или вас куда посылают?
— Завтра будет ясно, — отвечает Брид. — Если под Клетом или Сидой объявятся разбойники, в погоню пошлют наш отряд. Нынче наша очередь.
Доррин выходит наружу, под висящий над дверями «Рыжего Льва» закопченный фонарь. Ветер студит его лицо. Под холодно поблескивающими звездами он бредет в конюшню, где, устроившись на охапке сена, мирно посапывает Ваос.
— Передай-ка мне кашу, — ворчливо говорит Яррл.
— Каша вкусная, особенно с перцем, — замечает Петра, поставив перед отцом миску.
— С перцем? С каких это пор мы стали покупать пряности? И на какие деньги, Рейса?
— Перец наш, с грядки. Он ранний и зеленый, но вкус придает.
— Так это твоих рук дело, парень?
— Я малость поспособствовал, — признается Доррин.
— Он хороший целитель, — говорит Петра. — Без него мы потеряли бы всех поросят. Да и коза...
— Вот за козу я все еще беспокоюсь, — нахмурясь, говорит Доррин.
— Неплохие результаты для парня, который по большей части стоит у горна, — по обыкновению ворчливо произносит Яррл. — Да еще невесть сколько времени тратит на свои игрушки.
— Они славные, — говорит Петра. — Необычные и забавные.
— На самом деле это модели, — поясняет Доррин, отправляя в рот кусочек персика. Он зеленоват, но кислинка позволяет смягчить вкус наперченного мяса. — Я надеюсь когда-нибудь выстроить машину побольше.
— Для этого потребуется свет знает сколько железа, — замечает Яррл. — И как ты собираешься такие штуковины применять?
— Не это главное... — отвечает Доррин.
— А я все-таки никак не возьму в толк, зачем тебе нужно заниматься кузнечным делом, а не целительством, — замечает Рейса.
— Меня привлекает и то и другое, — признается Доррин, — но сперва я хочу выучиться на хорошего кузнеца.
Стук дождя по крыше тем временем стихает.
— Похоже, скоро прояснится.
— Но нам нужен был дождь.
— Дожди размывают дороги, а не далее как завтра Бартов должен доставить мне железные болванки и уголь.
Петра прикрывает рот и смотрит на мать, вокруг глаз которой собрались улыбчивые морщинки. Рейса качает головой.
— Что это ты головой качаешь? — ворчит Яррл.
— Да так, из-за дождя.
— Из-за дождя... Ладно, передайте кто-нибудь мясо.
Доррин ставит перед кузнецом тяжелую миску.
— Слышь, малый, а сегодня вечером ты работать будешь?
— Не думаю. Я засыпал уголь и укрепил отдушины...
— Вот и хорошо, а то ты столько работаешь, что того и гляди мозги поджаришь. У нас, кузнецов, их и так всего-ничего.
— Это вряд ли, — смеется Доррин. — Бугел, например, уверяет, что ты будешь посмекалистее префекта Галлоса.
Яррл тяжело поднимается из-за стола.
— Схожу-ка я к Гонсару. Надо потолковать.
— Он хочет накачать тебя зеленым вином, чтобы поменьше платить за работу над повозкой, — едко замечает Рейса.
— Если ни с кем не встречаться и не разговаривать, то придется сидеть без работы, — буркает кузнец, снимая с крюка и надевая куртку.
Доррин собирает грязные тарелки.
— Я сама помою, — говорит Петра. — А ты лучше взгляни, как там пряности, особенно шалфей.
— Вишь ты, шалфей... — Яррл открывает заднюю дверь и выходит на крыльцо. — По крайней мере, вечерок ясный.
— Ты, главное, голову ясной держи, — напутствует его жена.
Следом за кузнецом Доррин спускается с крыльца. Обходя грядки и рассеянно удаляя сорную траву, замешавшуюся в посадку укропа, он с наслаждением впитывает аромат трав и ощущение растущей жизни. Рейса, надо отдать ей должное, немало потрудилась, создавая свои грядки на глинистой почве. А он лишь привнес сюда малую толику гармонии.
Наконец юноша направляется в козий загон.
— Ничего особенного, подружка, — он поглаживает козу, угощая ее вялой морковкой. — Чем богат...
Доррин чувствует, что рожать ей скоро, но когда именно — определить не может.
Придя к себе, он зажигает лампу. Теперь к обстановке его комнаты добавились сколоченный из досок платяной шкаф, деревянная полка и малость помятый умывальник.
Усевшись на стул, Доррин достает из шкатулки листок бумаги и, окунув перо в чернила, делает набросок узла, замысел которого вертится в его голове. Чем лучше получится чертеж, тем меньше придется работать в кузнице и тем меньше дорогостоящих материалов придется израсходовать на пробные модели. Правда, перед Яррлом он предпочитает на сей счет не распространяться.
Доррин погружается в расчеты, помечая отдельные точки на чертеже цифрами. Порой ему приходится пожалеть о том, что в Академии он недостаточно прилежно изучал способы сложных вычислений.
Наконец юноша со вздохом откладывает перо в сторону, убирает бумаги в сундучок под койкой, где хранятся все материалы, касающиеся его моделей, и, раздевшись, забирается в постель. Мысли о черной стали, повозках, движущихся без лошадей, и кораблях, плывущих без парусов, кружат в его голове, покуда его не одолевает сон.
