Нет, не стыдно.
Разве что самую малость, потому как ходить — это одно, а рассказывать про эти вот походы — совсем другое… к счастью, Гарм подробностями интересоваться не стал.
— Уже радует, — он протянул сухарик и Нату. Пришлось взять. Кажется, в бессчетных карманах Гармовой куртки были немалые запасы съестного. — Тогда в чем проблема? Или… ты себя не совсем контролируешь?
— Нет!
— То есть, контролируешь?
— Да.
Живое железо побежало по щекам, и Нат поспешил стереть серебристые дорожки его, стыдясь этакого проявления эмоций. Он себя контролирует!
И здесь.
И там… и вообще…
— Нат, а ты понимаешь, что девочка на тебя обижается?
— Нира?
Гарм кивнул.
Конечно, кто еще… и наверное, он прав. Обижается. Она почти не говорит уже, и запах ее сделался горьким, полынным. Ее кудряшки поблекли, а веснушек стало меньше, Нат точно знает, он считал.
— Если она тебе не нравится…
Как Нира может не нравится?
Она теплая, как кусок янтаря, который Нат на берегу нашел и оставил себе талисманом. Раньше он собирал камни, всякие, красивые, и думал, что построит из них замок. Но потом их выбросили, посчитали неважными… а у камней были имена.
И янтарь Нат назвал бы Нирой…
— Ты за нее отвечаешь. Ты забрал ее из дому. Из семьи. И оставил. Это нехорошо, малыш.
— Я не малыш!
— Ну да, — кажется, на сей счет у Гарма было собственное мнение. — Ты взрослый, я забыл.
— Смеешься?
— Смех — не самое страшное, что может с тобой произойти… но нет, не смеюсь. Понять хочу, в чем беда. Она тебя любит… ты ее, вроде как тоже. А получается ерунда.
Нат сунул руки в подмышки.
Замерз.
И уйти бы, что от разговора, что от дома… в лесу отсидеться, только Гарм прав. Нат не имеет права сбегать. А от разговора этого, быть может, польза какая будет, потому как сам Нат не представляет, как со всем справится.
— Я… не хочу сделать ей больно, — признался он и пальцами пошевелил. — Она маленькая. И хрупкая. И верит мне. А если сделаю больно, то… и меня тянет к ней. До того тянет, что самому страшно становится. Вдруг я не сумею сдержаться? И это вот…
Нат мазнул по щеке, стирая проклятое железо.
— Она думает, что я человек. А я не человек! И поймет… ненавидеть станет… еще если плохо… ей уже плохо. Я чую. У нее запах другой стал. И как мне быть?
— Успокоиться.
— Пытаюсь.
— Не так пытаешься, — Гарм сунул руки в карманы, в которых, надо полагать, съестного не осталось. — Ты от нее бегаешь, так?
Нат кивнул: отрицать очевидное было бесполезно.
— И зря. Так ты себя только дразнишь. Чем дальше от нее отходишь, тем сильней к ней тянет. И ты от этого злишься. Она тоже… и понятно. Я бы тебе давно по голове твоей дурной чем‑нибудь стукнул, но девочка у нас воспитанная…
Издевается?
Вроде бы серьезен, но не отпускает ощущение, что все равно издевается.
— Значит, по твоей логике, я должен подойти ближе?
— Да.
— А если я… не сдержусь?
Запах ведь дурманит.
И волосы рыжие, которые вьются. Нат тайком мечтает прядку вытянуть и на палец намотать… и понюхать, волосы‑то пахнут по — особенному, иначе чем кожа.
Он вновь пересчитает веснушки.
И тронет длинные ресницы… и в глаза заглянет… и поцелует. Если Нира ему жена, то Нат имеет полное право ее целовать. А потом…
Нат тряхнул головой.
— Нет.
— Сядь, — рявкнул Гарм. — И послушай. Ты, конечно, можешь строить из себя героя, но эта проблема сама собой не исчезнет. Вариантов у тебя не так и много. Первый — наведаться в город, есть там одно заведение, где напряжение сбрасывать хорошо… ребята вон регулярно заглядывают, хочешь и тебя с собой возьмут?
Нат думал.
К стыду своему, потому что мысли эти были грязными и какими‑то неправильными, хотя логически верными, он почти решился даже на эту поездку. Сам бы справился. Без конвоя, но… Нира узнает.
Или нет?
И если не узнает, то… то все равно подло это.
Нехорошо.
Он ведь клятву давал, там, перед алтарем ее Бога, а потом, позже, и перед Райдо с предвечной жилой… и не в них дело, но в Нире и собственной Ната совести.
— Не хочешь, — сделал вывод Гарм. — Поэтому остается одно…
— Что?
— А то самое. Жена — не фарфоровая ваза, чтоб ею любоваться… нет, любоваться ты можешь, конечно, никто не запрещает… но ежели только любоваться, то этак и сдохнуть недолго… от перенапряжения. А может и вправду крышу сорвать…
Он был прав.
И Нат понимал его правоту, но согласиться… и рискнуть… он не имеет права рисковать Нирой.
— Упрямый, — Гарм высунул из дыры палец и пальцем пошевелил. — Дело твое… но гляди… Нира у нас красавица… умница… не одному тебе приглянулась…
— Что?!
— Думаешь, человечек тот ничего, кроме кладов, не видит? Не понимает? — палец Гарма шевелился, дыру расширяя. — Видит все и понимает. Так‑то, вроде, и не сволота, не полезет семью рушить… но как поймет, что семьи этой и нету по сути…
— Убью…
— Всех не убьешь, — философски заметил Гарм и руку из кармана вытащил. — Решай проблему, бестолочь!
И по носу щелкнул.
Щелчок получился не болезненным, но обидным до невозможности.
Значит, Нат тут страдает… мучается… ищет выход, правда, не находит, но ведь не сразу же…
— Нат, — окликнул Гарм и ручищу тяжеленную на плечо положил. — Все просто. Ты или веришь себе, или нет. Живое железо — не враг. Не надо его в себе давить. Научись слушать. И слышать. И не бояться себя же.
Если бы все и вправду было просто.
В дом Нат не уходил — сбегал. И конечно, столкнулся же с Нирой.
Рыжая.
Теплая.
И платье темно — зеленое ей к лицу, и сама она, что кусок лета, отданный в личное Ната пользование. На рыжих волосах паутинка света, и на щеке, и веснушки загорелись ярче.
— Здравствуй, — он хотел сказать, что рад ее видеть, что соскучиться успел, пусть с завтрака пара часов прошла, но без нее время тянется медленно — медленно, и Нат от того с ума сходит.
— Здравствуй, — она смутилась.
И на щеках полыхнул румянец.
— Мы… можем поговорить? — Нира отвела взгляд.
Почему?
И о чем говорить?
— Д — да… нет… не сейчас.
Она сожалеет.
О том, что согласилась выйти за Ната замуж. И о том, что переехала сюда… он ее забрал, не подумал, каково ей будет здесь.
Плохо.
Если бы было хорошо, то зачем говорить… и еще она скажет, точно скажет, что Нат ей не нужен… а кто нужен? Человек?
Джон Талбот?
Он несерьезный и суетливый, он сумасшедший, не малость, как то бывает с людьми, но полностью. Ему нужны только сокровища и ничего кроме… и Ниру он не сумеет оценить по достоинству…
