Праздник 1- го Мая праздновали тоже на хуторе Михайловском. Что нас удивило, так это то, что немцы этот праздник тоже празднуют не менее торжественно, чем мы. Праздник, в сравнении с советским, был богаче, но менее официальным. Не было ни торжественных собраний, ни речей. На поляне возле школы поставили столы, накрыли скатертями и на столы поставили много разных вкусных кушаний и выпивки. Казаки были много удивлены и не знали, чему верить. Нам всем казалось, что немцы 1-е Мая не празднуют. Праздник прошел очень весело и непринужденно. Мы бегали на перегонки, боролись, и кто победит, получал награду, бутылку вина, сигареты или еще что-то другое. Потом было много разговоров и удивлений. Мы это празднество сравнивали с нашими, и сравнения были не в нашу пользу. Задавали вопросы, удивлялись и не знали чему верить.
Хутор находился в очень красивой местности. Часть домов стояло прямо на окраине леса. В лесу были небольшие озера, цветы, росли грибы. Все это так и манило к себе. Погулять и подышать свежим лесным воздухом. Однажды я так и сделал. Зашел в лес, сел в кустах на берегу красивого озера и молча любовался красотами природы. Вскоре, метрах в пятидесяти от меня, появился человек в немецкой форме и с винтовкой в руках. Приглядевшись, я узнал его. Это был молодой казак по фамилии Тесла. Флегматичный парень, который не хотел воевать ни за русских, ни за немцев. Все ждал случая, когда мы окажемся поближе к его дому и он сумеет благополучно сбежать от нас. Он говорил, что война ему не нужна, а тот, кто хочет воевать, пусть воюет. Мне бы домой теперь. Он хворостинкой пытался подтянуть кувшинку к берегу. Она росла на своем месте и не поддавалась. Тогда он снял с себя одежду, прислонил карабин к дереву. Он меня не видел. Войдя в воду, снова стал доставать ее, но уже рукой. Я взял свой карабин и быстро прицелился в кувшинку. Стрелял я тогда отлично и, предвкушая удовольствие от шутки, стал выжидать момент. Он до пояса стоял в воде, одной рукой держался за ветку на берегу, а другой тянулся к цветку. Уловив момент, я выстрелил, Пуля шлепнулась возле самого цветка, подняв вверх фонтанчик брызг. Если до цветка он добирался минуты две-три, то из воды выскочил мгновенно. Схватив в охапку одежду и карабин, вдруг куда-то исчез. На берегу виднелись только сапоги. Вначале мне было очень смешно, и я смеялся над своей шуткой. Я ждал, что Тесла все-таки не бросит свои сапоги и не убежит без них. Я подождал немного, никто не появлялся. Сапоги продолжали стоять на берегу, как и прежде. Теперь уже я сам начал бояться. Если он убежал в село и расскажет там, что в него стреляли, и приведет сюда казаков, мне несдобровать. Если он спрятался и теперь сам высматривает меня из засады, это тоже плохо. Подстрелит обязательно. Я незаметно отполз вглубь леса и окольными путями пришел домой. Перед вечером, на улице я встретил казака Теслу в сапогах. Ни я, ни он никому об этом ничего не рассказали, потому что у каждого была своя причина скрыть происшествие.
Тот бывший партизан, который указал немцам склад пшеницы, с фамилией, похожей на Пономарева, служил у немцев всей семьей. Братья были солдатами, а сестра у трех офицеров немцев была поварихой. Жила она вместе с ними, только было непонятно с кем, с одним из них или со всеми тремя. Потом рассказывали, что они все вместе сбежали куда-то.
В ГОСПИТАЛЯХ
Весной 43-го, меня и еще нескольких парней, направили в Глухов с больными лошадьми в ветеринарный лазарет. Нас, прибывших казаков, включили в штат сотрудников госпиталя, и мы работали в качестве рабочих. Чистили конюшни, кормили и поили больных лошадей, готовили корм. Работа была хоть и мирная, но тяжелая, особенно не нравилась резать солому на соломорезке. По-немецки она называлась 'хексель машине'. Если крутить ручку соломорезки с полчаса, то вроде бы терпимо. Но работать приходилось по многу. Утром часа 2-2,5 и вечером столько же. На руках появились мозоли, болели мышцы на руках, появлялась сильная усталость. Без привычки было очень трудно. Всех нас было человек восемнадцать-двадцать. Половина из них - это старики австрийцы, а другая половина - наши русские, молодые парни, которые попали в плен к немцам, а теперь, по воле судьбы скребли щетками шелудивых немецких лошадей и лопатой с метлой убирали навоз из-под них.
Вечером после работы иногда собирались возле пруда, садились на траву и вели разговоры о нашем житье-бытье. Австрийцы хоть и были немцами, но немецкого патриотизма как-то не проявляли. Они часто вспоминали свою жизнь до аншлюса и ворчали на сегодняшнюю свою долю. Рассказывали про красивую Австрию, богатую жизнь и еще много такого, чего мы не знали и не понимали. Потому мы, русские парни, больше молчали и слушали австрийцев-стариков. Разговоры не всегда клеились. Они были старики, мы молодые. Через переводчика хорошего разговора не получишь, а им был я. Если с ними, с австрийцами, настоящего разговора не было, то между собой, а особенно с глазу на глаз, разговоры бывали весьма задушевными. Конечно, не со всеми и не с каждым.
Со мной в паре работал парень лет двадцати. Родом откуда-то из Казахстана. Был он умен, красив. Настроен весьма патриотически. В своем районе он был секретарем райкома комсомола. Отлично разговаривал по-казахски и очень переживал ситуацию в которую попал. Он, бывший секретарь райкома комсомола, сегодня чистил навоз из-под немецких лошадей. Говорил, что ему такое даже в страшном сне не могло присниться. Зато наяву, не во сне, получилось так, как есть. Он часто говорил примерно так:
- Микола, что будем делать? Партизаны нас не возьмут, фронт не перейдешь. Теперь мы люди пропащие. А ведь у других как-то получается. Вот если бы наши были не столь строги, если бы нас не считали за врагов, обязательно добрался бы до своих. Теперь у нас нет своих. Чьи мы теперь? Что нам теперь делать, как быть?
Такие разговоры были не раз и не с одним бывшим комсоргом. По-видимому, существует судьба человеческая, от которой не уйдешь, даже если будешь бежать от нее. Все эти разговоры были благими намерениями слабых и зависимых людей, которыми жизнь крутила так, как ей хотелось. В грозные времена исторических событий слащавых сантиментов не бывает. Здесь действует закон биологического отбора. Либо я, либо ты. Победит и выживет сильный. И это правильно, ибо все, что сделано природой - правильно, умно и долговечно. Так говорили нам в школе. Хотя истина многолика, в жизни каждый должен придерживаться своей правды. Тогда у него появятся свои идейные союзники, вдохновение, сила, победа.
Однажды, в конце июня или в начале июля у репродуктора, который висел на столбе во дворе лазарета, собралось несколько человек немцев. Из репродуктора слышалась очень эмоциональная речь. Я подошел поближе. Рядом стоящий немец сказал:
