— Что, действительно так неприятно? — участливо спросил Лагарди.
Неприятно?!! Хм, чего хорошего в том, что тебя, молодого совсем ещё парня, в сущности мальчишку, у которого молоко на усах не обсохло, отправляют туда, где люди гибнут едва ли не каждую минуту. Туда, где трава, деревья, кусты буквально кричат: «Ты чужой, уходи, пока цел», где за поворотом может оказаться засада, и не успеешь пикнуть, как кривой туземский нож выпустит кишки из твоего живота. Где укус мелкой твари, не больше клопа, прикончит быстрее сенной лихорадки, где улыбающийся смуглолицый человечек с жёлтыми зубами и впалой грудью, вызвавшийся в проводники, заведёт солдат в болото, кишащее кровожадными существами, способными одновременно душить, кусать и рвать на части несчастную жертву, а вокруг будет сплошное непроходимое болото, коварное, как оскорблённая женщина.
Лагарди по глазам угадал, что я могу сказать, и не стал настаивать на ответе. Нет, писатель ты мой, это нельзя объяснить словами, это надо пережить: побарахтаться в отвратительно пахнущей жиже, которая тянет на самое дно с такой силой, что трое товарищей не могут вытянуть из трясины; узнать о смерти хорошего друга, с которым делил котелок и последнюю краюху хлеба; проваляться на больничной койке в госпитале, не зная, доведётся ли увидеть следующий рассвет, а врачи будут проходить мимо с отсутствующим выражением, не желая откликаться на стоны и мольбы о помощи, и не потому, что их сердца зачерствели, а по той простой причине, что из лекарств остался только разбавленный до состояния воды спирт, а вместо бинтов — рваные полоски, сделанные из мундиров тех, кому не повезло или повезло, если посмотреть с другой стороны. Ведь смерть — тоже выход.
— Вернёмся к Джеральду, — предложил я. — Что можете о нём рассказать?
— На ваш выбор — только хорошее или ничего, — очень серьёзно ответил он.
— Банально, Лагарди. Не прячьтесь за ненужными манерами. Я помогу вам. Он был плохим человеком.
— Вы тоже не ангел, — заметил Лагарди.
— Не ангел, ваша правда. Однако я не из тех, кто пытается манипулировать людьми, сажая их на дрянь вроде оранжевой пыльцы.
— Как прикажете вас понимать? — удивился Лагарди.
— Понимайте буквально. Майор называл Джеральда пиявкой. Знаете, он был прав. Тварь, проникшая в ваш дом, сосала из него все соки.
Я рассказал о смерти Миранды, не вдаваясь в подробности того, что мне довелось пережить. Это ведь не просто — признаться, что слаб, что у тебя есть страх перед будущим и чужая кончина наводит на мысли о неизбежном. Люди гонят от себя прочь то, о чём знают наверняка.
— Я догадывался, что с Джеральдом не всё в порядке, — без особого воодушевления произнёс Лагарди. — Я наводил кое-какие справки. Это было в те дни, когда он только появился на горизонте.
— С чего такой интерес?
— С того, что он вскружил голову сестре, — устало пояснил Лагарди. — Пускай Поппи — дурочка, но это не значит, что мне всё равно. Я люблю её. Мы с детства были близки.
— Должно быть, у вас были проблемы после размолвки с майором. Вряд ли он был рад вашим встречам с Поппи.
— Конечно. Томас долго вставлял палки в колёса, отмахивался от моих предостережений и смеялся над моими страхами. Я так и не смог уберечь Поппи от неприятностей, хотя чувствовал, что добром её знакомство с Джеральдом не закончится. Считайте это обычным предчувствием, которое часто бывает безошибочным.
— Почему у вас были нехорошие предчувствия? Что-то удалось выяснить насчёт Джеральда?
— Практически ничего. Этот человек возник из ниоткуда, — с досадой бросил Лагарди.
— Вот как, — озадаченно произнёс я. — Наверное, плохо искали. Вы обращались к специалистам?
— Да, на меня работали частные сыщики из конторы Смолвиля.
Смолвиль — хороший парень, но порой не может найти собственное ухо. Если надо потратить деньги с гарантированным «пшиком» — наймите его.
— И что они накопали? — спросил я, не сомневаясь в ответе.
— Практически ничего. Я знаю, что Джеральд приехал из Лаоджи без гроша в кармане. Чем там занимался — не имею понятия. Может, снимал с колонистов скальпы и продавал туземцам. Или наоборот.
— И ваша сестра не побоялась выйти за него замуж?
— Побоялась? — с горечью воскликнул Лагарди. — Да она втрескалась в него по уши. Не слушала ни меня, ни Томаса. Она была как кошка, честное слово. В конце концов мы махнули руками. Если кому-то захотелось испортить себе жизнь, его ведь не переубедишь. Так и Поппи. Она хотела выйти замуж за Джеральда, я был бессилен изменить её решение.
Я поставил стакан на подлокотник, встал с кресла и сказал, что хочу перед сном увидеться с молодым Хэмптоном. Лагарди пожелал спокойной ночи. Жаль, его слова остались просто словами. Сон был «спокойным», как больной зуб.
Нет, ничего страшного за эти часы не произошло. Все благополучно пережили ночь, которая сменилась рассветом, оставив после себя плохой привкус во рту и тяжёлый камень на сердце.
Я сидел на кухне и неторопливо пил обжигающий кофе. Наверное, его привезли откуда-то издалека, где на плантациях не разгибаясь работали от зари до зари невысокие чернокожие люди, а над ними щёлкали бичи суровых надсмотрщиков с лицами, покрасневшими от солнца и виски. Потом его везли на кораблях сквозь ураганы и бури, бочки с кофейными зёрнами перекатывались по трюмам, давя зазевавшихся крыс, а те, попискивая, спешили убраться, чтобы дождаться штиля и запустить острые зубы сначала в древесину, а потом в ароматное коричневое зерно. Должно быть, он стоил бешеные деньги, и от одного только запаха кофеманы должны были восторженно улыбаться и предвкушать неземное блаженство, но для меня он был не вкусней картона.
Считается, что кофейный напиток приносит бодрость и снимает усталость. Почему-то я стал исключением. Казалось, у меня нет ни одной целой косточки, мышцы нестерпимо болят, в тяжёлой чугунной голове пусто: умные мысли не спешат удостоить её присутствием. При этом в желудке плавало содержимое половины кофейника.
Одиночество разбавляли головорезы Ораста, периодически навещавшие кухню, чтобы окинуть одинокого сидельца недовольным взором. Они думали, что я путаюсь под ногами, мешаю им ревностно охранять босса и отнимаю их хлеб. Ха, вздумай я так поступить, они сделали бы из меня отбивную. Джеральд побаивался этой парочки, и возможно, не без оснований.
В девять утра я приехал в офис, успев подремать в кабинке кэба. Сиденье было жёстким, карету немилосердно раскачивало на поворотах, но сон казался таким сладким, словно я спал на мягкой пуховой перине.
Привратник доверительно сообщил, что в моём офисе гость. Я было решил, что речь идёт об Алуре, но догадка оказалась ошибочной. Вместо волшебника в кабинете сидел Рейли, безукоризненно одетый, с неизменным портфелем в руках.
