Дома, готовя себе ужин, я размышлял, как действовать дальше. Премьер действительно просила о помощи, но только не Министерство магии, а Легион, всегда возражавший против сближения двух культур — колдунов и неволшебников. Мне еще предстояло понять, какую именно министерскую группировку представлял Уильям Буни, но степень его влияния премьер–министр продемонстрировала вполне отчетливо. Я не считал, что Буни не разгадал ее замысел, хотя сам он вряд ли являлся легилиментом, иначе бы наша встреча попросту не состоялась. Однако его догадка слишком запоздала — обращение магглов за помощью к Министерству магии польстило Брустверу или тем, кто стоял у его кресла, и он не смог отказать. Какова была в этом роль самого министра? Мне казалось, Бруствер искренне считал, что у премьера есть какая‑то таинственная проблема, для решения которой ей требуется помощь колдунов, но даже если колдуны–наблюдатели действительно пригодились бы в аэропортах, это оказалось только поводом, чтобы встретиться со мной и дать понять, что происходит.
Поужинав, я написал о нашей встрече начальству и отослал доклад в Штаб. Ответ пришел необычно быстро, всего через пятнадцать минут: со мной пожелал встретиться руководитель наших резидентов и осведомителей в среде чиновников Министерства. Кроме этого, в письме больше ничего не было — ни уточнений, ни инструкций; по всей вероятности, он должен обратиться ко мне сам, в тот день и в том месте, где ему будет удобно. Я удалил письмо и выглянул в окно, на освещенную улицу с маленькими магазинами и ресторанами на первых этажах домов напротив. Маггловскому премьеру не позавидуешь; министерские имели возможность сделать с ней — с ее сознанием, волей, поступками, — все что угодно, и вряд ли их фантазии простирались дальше тех, что некогда наполняли голову Волдеморта. Мысль о том, чтобы подчинить себе правительство неволшебников, периодически посещала колдовские элиты самых разных стран, и иногда они действительно выполняли задуманное. Судьбы таких государств были незавидными: народ погружался в хаос и бедность, поскольку маги заботились прежде всего о себе, а их соседи подвергались опасностям военных конфликтов. В Африке то и дело случались захваты власти колдунами, и потому на Черном континенте находилось больше всего легионеров, в меру своих возможностей старавшихся не допускать столь неприятного развития событий. Но бывали случаи, когда подобные сложности возникали там, где их меньше всего ждешь, и, по всей вероятности, Британия сейчас оказалась именно в таком положении.
Знал ли о происходящем Бруствер, или его использовали втемную? Мне хотелось верить, что если и знал, то был против. Но так или иначе, я все равно должен буду ему что‑то сказать. И, разумеется, попросить допуск в Отдел Тайн.
Что не запрещено, то разрешено. Прошло два дня, куратор не объявлялся, и чтобы не терять времени, я решил не ждать и поговорить с Бруствером, постаравшись осторожно выяснить позицию министра. В полдень четверга, вернувшись из кафетерия, я подошел к Ларсу, чтобы дать несколько поручений, и заметил у него в руках спортивный журнал, где на снимках то и дело закладывали виражи игроки в квиддич. Поймав мой взгляд, Ларс смущенно сунул журнал в ящик стола.
— Тебя интересует квиддич? — спросил я, не ожидая от своего помощника подобных увлечений.
— В школе я был охотником, — почти виновато ответил тот.
— Очень хорошо. Тогда тебе не составит труда немного для меня поохотиться. Во–первых, договорись о встрече с министром. А во–вторых, подготовь к понедельнику анализ динамики международных отношений маггловского Лондона за последний год. Ищи что‑нибудь странное, необычное: новые неожиданные друзья или враги, визиты, переговоры, поездки, приглашения — в общем, все, что есть в открытом доступе. И никаких консультаций. Это неофициальная просьба, только для меня. Ясно?
— Так точно, — ответил Ларс. — Но вы не забыли, что в субботу министр отбывает с визитом в Италию? Вряд ли он встретится с вами завтра.
— Просто сообщи, что я хотел бы его видеть. А там пусть сам решает, как у него со временем.
Войдя в кабинет, я уселся за стол и набрал Поттеру сообщение: "Вспоминаю твой коньяк". Ответ не заставил себя ждать — спустя минуту Гарри ответил: "Приходи сегодня к девяти".
Без пяти девять я стоял у дверей дома на площади Гриммо. Сквер, разбитый на месте пустыря, и улицы вокруг были пусты, но в окнах соседних домов горел свет. К вечеру ударил мороз, и с затянутого тучами неба начал падать редкий снег. Нажав на кнопку звонка, я поднял голову, глядя в черный глазок спрятанной под козырьком видеокамеры. Прошло довольно много времени, прежде чем мне открыли, и это был не Гарри, а Джеймс.
— Здравствуйте, — сказал он, впуская меня в дом. — Вы извините, отец немного задерживается. Он просил, чтобы я вас встретил, и чтобы вы его дождались.
— Конечно, дождусь, — ответил я, снимая пальто. — Кстати, ваша камера у подъезда оборудована режимом сканирования полей?
— А то! — воскликнул Джеймс. — Там и сканер полей, и анти–тьма, и нейтрализатор помех — все супер, просто так никто не войдет! — Он указал на лестницу. — Вы проходите в библиотеку. Мамы сейчас тоже нет, она к бабушке ушла…
— Если ты не занят, может, составишь мне компанию? — спросил я.
— Я не занят, — оживился Джеймс и повел меня наверх. — Я же сейчас, можно сказать, ничего не делаю, почти что бездельничаю…
— Ты вроде школу закончил в прошлом году? Куда‑нибудь поступал?
— Да, закончил в прошлом, но никуда не поступал. — Мы добрались до библиотеки, и Джеймс открыл дверь, пропуская меня вперед. — Родители ужасно недовольны, но я совершенно не представляю, чем заняться. Они хотят, чтобы я учился, а я как раз не сильно этого хочу. Не потому, что не люблю или ленюсь — просто это не мое…
Мы сели за журнальный столик в углу кабинета, и, глядя на сына Поттера, который со свойственным подросткам обиженным возмущением рассказывал мне о своих проблемах, я вновь мысленно вернулся к Кану, попытавшись представить его на месте Джеймса, увидеть, каким он будет через десять лет. Но как я ни старался, представить его подростком или молодым мужчиной мне не удавалось. С Тао и Ин было иначе — я без труда видел в них будущих взрослых, возможно, потому, что перед глазами было три поколения женщин их рода: Мэй, ее мать, регулярно навещавшая внучек, и старые лисицы Дэйю и Ксифенг. Однако, в отличие от дочерей, наш сын был слишком необычным и непредсказуемым, а его странности с годами не уменьшались, делая невозможными любые прогнозы и представления.
- … я просто не знаю, как им это объяснить, — тем временем говорил Джеймс. — Вот сейчас, например, я работаю в кафе, но всю жизнь ведь не будешь грязную посуду таскать. Мистер Ди, а как вы поняли, что хотите стать военным?
