— Возьми…
— Где?
— Подвал… колодец…
Колюта устало закрыл глаза. Значит, Рарог захотел сменить место именно так, смертью своих Хранителей. И ныне слово снято с него, и он может, наконец, быть свободен.
Белое серебряное сияние пало с ночного неба широкой дорогой. Гулкий звон копыт заполнил уши — на крылатом белом коне летела дева в сияющих латах, длинная золотая коса стелилась по ветру за шеломом…
— Ты… за мной…
Глаза Колюты закрылись, и дыхание стихло. Стемид невольно нахмурился — из всего, что говорил Колюта, взаболь важными были только два слова — подвал и колодец. Надо было спешить — рассвет надвигался и не должен был застать его вне корчмы. А уж тем паче — здесь. Вход в подклет отыскался быстро, и Стемид нырнул во тьму, светя перед собой зажжённой лучиной.
Внутри тоже всё было знакомо. Все кривские избы и терема строились одинаково — болотистая земля не особенно пускала в глубину.
Тайник в подклете Стемид тоже нашёл быстро — гулко отозвалась пустота под земляным полом. Колодец уходил на полторы сажени в глубину. Как-то странно было — на такой глубине да при местных болотах в колодец обязательно должна была подойти вода, но на дне было сухо — огонёк лучины ни в чём не отразился.
Стемид огляделся — рядом с колодцем отыскался кованый железный крюк, а в углу — длинные ременные вожжи. Варяг завязал петлю, захлестнул её на крюк и нырнул в колодец. Спустился до дна, посветил лучиной и огляделся.
Прямо под ногами лежал узкий и длинный деревянный ящик, красивый, с причудливой резьбой на крышке. Стемид приподнял крышку и тут же опустил.
Вот и всё. Теперь осталось только доставить Рарог по назначению. И тогда они посчитаются с великим князем Владимиром. За всё.
Варяг поднял ящик, обвязал его ремнём и пристроил за спиной. Повернулся к вожжам и вдруг поскользнулся. Глянул вниз и похолодел.
Земли под ногами не было. Была липкая грязь, и он стоял в ней уже мало не по щиколотку. А ещё в грязи, вспучиваясь пузырьками, бурлили тонкие, не толще пальца, ключики. Рядом с ногой из грязи вдруг выбилась струя чистейшей холодной воды. Грязь стремительно прибывала. Уж не Рарог ли её держал в земных недрах? Варяг в долю мгновения понял: ещё пара мгновений — и дно провалится вниз, в глубину болота, а вода и грязь дружно рванутся вверх, затопляя и колодец, и часть подвала. Вместе с ним.
Стемид рванулся по ремню вверх. Грязь, чмокнув, нехотя отпустила его ноги, но продолжала прибывать. Выскочив из колодца, Стемид кошкой взлетел по лестнице в терем.
На миг замер над телами убитых, молча повинился, что не может дать им должного погребения. Ничего, завтра и без него старатели найдутся. Варта похоронит.
В саду варяг долго обтирал ноги от грязи и крови, потом остоялся у ограды, слушая город — не слышно ли дозора поблизости. Рывком махнул через заплот и огромными скачками помчался к корчме.
На улицах Полоцка было тихо.
6. Стемид
За окном заливался соловей. Трещал, рассыпая коленца, набирал полную грудь свежего весеннего воздуха и вновь звенел, увлечённый, ничего вокруг себя не видя и не слыша.
Я открыл глаза — пора было уже и вставать. И убираться из Полоцка. На душе вдруг возникло противное ощущение — словно в дерьме измазался и не отмыться теперь.
А и измазался — родной (а Стемид числил Полоцк родным) город кровью измазал. И кого убил — Колюту-сотского, которого сам Князь-Барс трижды золотой похвалой отметил ещё в козарские войны. И Радко, первого средь Святославовых ведунов. И впрямь — не отмыться теперь.
Я заставил себя встать и одеться. Всё болело, словно на мне всю ночь упыри воду для Ящера возили.
Снизу, из корчмы вдруг донеслись громкие голоса — кто-то что-то орал про права и самоуправство, громко, в голос, кто-то грозился развалить корчму по брёвнышку. Я прислушался и довольно ухмыльнулся — вольный Полоцк пока что не особо жаловал великокняжьих холуёв. Перекрывая голоса, загрохотали по всходу сапоги, с грохотом отлетела в сторону распахнутая пинком дверь, вырванный вместе со скобами засов отлетел куда-то под лавку и на пороге возникли трое в кольчугах и шеломах. Остоялись и уставились на меня.
— Ага, — первым очнулся тёмно-русый кривич с позолоченной пластиной на груди. — Здеся он.
— Угу, — кивнул я, стараясь не делать резких движений — у кривича в руках был завязанный лук, и стрела уже была наложена на тетиву. — Тута я.
— Ты не хихикай, — бросил второй, высокий, худой и гибкий. Длинные огненно-рыжие усы опускались ниже подбородка — явный киянин. Скорее всего, человек наместника. — Пока зубы целы — не скалься.
— Да где уж мне, — вздохнул я. — Может, всё ж скажете — чем обязан-то?
— Чаво? — удивился кривич, опуская лук.
— Таво, — передразнил я, стараясь, впрочем, не перегнуть палку. — Чего надо, говорю?
— А, — протянул тот, шмыгнул носом и оглянулся на третьего. Высокий и светловолосый с голубыми, как лёд, глазами, явный урманин, тот убирал в ножны меч. — Чего нам надо-то?
И тут я узнал кривича. Вартовой голова Шелех, что ещё и при Рогволоде варту возглавлял, а Владимир его в том же звании и оставил, хоть Шелех и бился против него. А манера прикидываться деревенским дурачком — просто личина, чтоб ворога с толку сбить.
Урманин усмехнулся и пролез в хором левым плечом вперёд. У меня невольно заныли зубы — этот был бойцом от бога. Должно, от ихнего Одина-Вотана. Даже лапотнику из дальней деревни при взгляде на него стало бы страшновато. А я-то сразу видел, каков он. Любопытно было бы схлестнуться. Но следом вошли и двое других — кривич и киянин, и я понял — они ничуть не слабее урманина. И не глупее, должно.
Все трое уселись на лавку напротив меня, и урманин кивнул на разобранную постель:
— Присядь.
— Постою, — процедил я. В дверях тем временем возник хозяин с выражением вселенской скорби на лице. Киянин бросил на него свирепо-людоедский взгляд, и хозяин мгновенно исчез, плотно притворив дверь.
— Да ты садись, садись, в ногах правды нет, — уже добродушно сказал Шелех.
— В заднице её тем паче не найдёшь, — огрызнулся я и прислонился к стене плечом, скрестив на груди руки. Под ладонями враз оказались швыряльные ножи, заткнутые за пояс.
— Кто таков? — хмуро сверля меня взглядом, спросил урманин.
— А что? — ответил я вопросом.
— А то, — придавил урманин ледяным взглядом. — Сегодня ночью в граде убили трёх человек.
— А я здесь причём?
— Вот и я хочу знать — ты здесь причём?
Шелех хрипло пояснил:
— Ни один местный тать не полез бы в терем Колюты, а коль полез бы — с ним бы не справился.
