И вот наконец они в жилище под скалой, где их ждали Орин и Мило. Помогая друг другу, они быстро выставили на стол еду и питье — обычная, но желанная необходимость! Конечно, они проголодались, за всю трапезу не было произнесено ни слова.
Когда они поели, все с любопытством уставились на Ширу.
— Ну! Не хочешь ли ты рассказать нам о своих приключениях?
Еще раз пройти через все это? Конечно, они имели право узнать, но неужели они не понимают, как это будет больно ей?
Даниэль все понял. Он подошел к ней и обнял ее за плечи.
— Попытайся посмотреть на все это так, как я, Шира! Все это — сон, страшный кошмар, который был и у тебя, и у всех остальных только потому, что мы все время жевали этот корень. Знаешь, я и правда так думаю.
Она посмотрела на свою кровоточащую рану, на кровь, проступавшую через одежду, на поцарапанные руки и беспомощно перевела взгляд на него.
Даниэль попытался уговорить ее, он сел перед ней на корточки и взял ее израненные руки в свои.
— Что-то из того, что мы пережили, было в действительности. Например, Map — у нас, в роду Людей Льда, есть похожие на него. Гора четырех ветров существует, это страшная гора, но мы смогли подняться на нее только благодаря приливу. Мы были там наверху, все вместе. Пока все правда, но только пока. Но потом, я знаю, ты проглотила массу этого корня, мы все его жевали. И вот подумай: с того момента, как мы поднялись на остров, начался сон, о котором ты нам должна сейчас рассказать. Потому что наши сны отличались от твоего.
Шира долго смотрела на него. Остальные молчали. Невозможно было понять, что думали они.
И она кивнула.
— Сон. Я расскажу этот сон.
Она взглянула на Мара и встретилась глазами с его непостижимым взглядом. Когда они поднимались к хижине, дождь лил, как из ведра, он намочил его волосы и широкие плечи, но в очаге горит огонь, и он скоро высушит их.
Шира начала свой рассказ. Наступал вечер. Не было ни сумерек, ни темноты, лишь чуть-чуть изменился дневной свет. Ее рассказ прерывался многочисленными вопросами, было много непонятного, и все хотели объяснить, что, по их мнению, означало то или иное. Чем дальше Шира углублялась в пещеры в своих воспоминаниях, тем больше она падала духом. Когда она рассказала о шипе, который лишь чудом не вонзился ей в сердце, она должна была вновь продемонстрировать свою рану. Всех ужаснули ее страшные края, и пока Шира продолжала рассказ, Даниэль снова ее перевязал, насколько хорошо это можно было сделать, используя подорожник из Таран-гая и все то, что он мог найти из подручных лечебных средств.
Когда Шира подошла к рассказу о схватке под темно-пурпурной водой, она покаянно посмотрела на Мара.
— Я не знала, что моя неприязнь была так велика, Map. Прости меня за это, я постараюсь исправиться.
Map прищурил глаза.
— Я предпочел бы, чтобы ты ненавидела меня. Тогда мы были бы на равных.
— Map, а ты помнишь, как вы боролись под водой? — спросил Ировар, чтобы сменить тему.
— Не знаю. Я думал, это сон.
— Это и был сон, — упрямо подтвердил Даниэль.
И она услышала о том, как Map получил свои ожоги, пока она боролась с Шамой. Map фыркал, как свирепая дикая кошка, он не хотел еще раз слушать про свое унижение, в котором были повинны духи. Но сердце Ширы сжалось от сострадания. Она могла понять его чувства.
— Не могу простить Мару, что он бросил тебя на произвол судьбы, — сказал Вассар.
— Он не виноват, что он такой, — горячо возразила Шира. — Я ему стольким обязана…
— Ты, замолчи, — грубо оборвал ее Map. Она продолжала свой рассказ. Но когда она дошла до последнего зала, она сказала только:
— Я встретила всех, кого, сама того не желая, обидела. Простите меня, но я не могу об этом говорить.
Даниэль кивнул:
— Тогда пропустим это. А что было потом?
Они хотели как можно больше узнать о двух героях из прошлого, и Шира описала их так хорошо, как только смогла. Но о богах она распространяться не захотела. «Они сидят и дрожат в своей старой, высохшей шкуре», — сказал Шама. Метко подмечено.
Она рассказала об источнике, и что ее вынесла наверх вода.
— Должно быть, я была очень глубоко внизу, — сказала она задумчиво.
— Потому что путь наверх казался мне бесконечным. Я думала, что утону.
— Возможно, ты была не в лучшей форме, когда вынырнула в пещере, — сказал Даниэль. — Но вряд ли предполагалось, что ты могла утонуть.
— А что теперь? — спросил Орин, когда Шира закончила свой рассказ.
Ировар быстро проговорил:
— Теперь всем спать. О будущем говорить будем потом.
Они удивленно посмотрели на него. Против такой решительности трудно было что-то возразить.
На следующее утро Даниэль с удивлением увидел снег на вершинах гор у самой хижины. Ировар воспользовался случаем, чтобы поговорить с Сармиком, пока остальные стражи гор вышли из хижины.
— Мы уходим, — сказал он своему старому другу. — Ведь мы не можем обсуждать будущее Ширы в присутствии Мара. Он имеет над нею власть, и ему не следует знать, что сейчас будет.
— Мне тоже нельзя будет об этом узнать?
— Разумеется, можно. Я решил, что она должна отправиться вместе с Даниэлем на его родину. Он сам утверждает, что это все было просто кошмарным сном, и я не хочу обсуждать это с ним. Но миссия Ширы не исполнена. Она должна найти сосуд Тангиля с водой зла и уничтожить ее. А это может произойти только на земле Даниэля. Там она также встретится со своим отцом.
— А тебе не будет ее недоставать?
— Но ведь она вернется.
Никто из них не упомянул о тех огромных трудностях, с которыми была сопряжена столь дальняя поездка.
Вошел Map, и они заговорили о чем-то другом.
И тут ворвался Орин.
— Отец, я…
— Говори, в чем дело! — приказал ему Сармик. Глаза Орина бегали.
— Мило… Он… забрал Ширу. Он побежал с нею вниз.
Они услышали стук. Это Map уронил ковш, из которого пил.
— Что? — спросил Сармик. — Зачем она Мило?
— Он злился на нее все то время, пока вы были на острове. Все время клялся, что убьет ее.
Map задыхался, он сполз по стене горы, которая одновременно являлась и внутренней стеной хижины. Его лицо было искажено невыносимой болью.
— В чем дело, Map? — нетерпеливо спросил Сармик.
— Не знаю, — простонало чудовище. — Я чувствую, что мне в грудь вонзилась раскаленная игла. Как будто я… плавлюсь! О, дьявол!
Все с ужасом наблюдали, как он прямо у них на глазах превращается в отвратительное чудовище, олицетворение самой злобы. Он поднялся, холодный, как лед, еще более ужасный, чем обычно, и выбежал из хижины. Он начал осторожно, тяжело, по-кошачьи ступая, спускаться в долину. Они смотрели, как вокруг него в сером небе появляется ледяная аура. Никто не должен отобрать у него его добычу!
