Как ледяное пламя, несся он по заснеженной равнине. Следы Мило были хорошо видны.
Два старика стояли у хижины и смотрели ему вслед. К ним подошел Даниэль и оба сына Сармика.
— Неужели Map схватил Ширу? — потрясенно спросил Даниэль. — Мы должны спасти ее!
— Спокойно, — сказал Ировар. — Map начал погоню.
— Map? А ты уверен, что он тот, кто нужен?
— Да. Во всяком случае — на этот раз. Да и кто отважится вмешаться?
Им пришлось удерживать Даниэля силой, чтобы он не бросился вдогонку и не рисковал бы бессмысленно жизнью.
Внизу, между валунами и растущими вразброс карликовыми березами бежал Мило со своей ношей. Ноги его скользили на свежевыпавшем снегу, развивающиеся волосы Ширы лезли ему в глаза и мешали видеть. Он все время бормотал угрозы сквозь крепко сжатые зубы, одной рукой зажимая ей рот, чтобы она не могла позвать на помощь. Рука была очень грязная, от нее отвратительно пахло.
— Значит, думала, что можешь отвергнуть меня? — сипел он. — Ты об этом еще пожалеешь, проклятая недотрога. Я буду пахать тебя до тех пор, пока ты не закричишь о пощаде, а потом я воткну в тебя нож и буду кромсать тебя снизу доверху и сверху донизу. Мерзкая святоша, увидишь, что бывает с теми, кто…
И он продолжал в том же духе. Шира была в сознании, но настолько обессилена — рана болела ужасно, что перед глазами у нее все плыло.
Мило остановился в березовой рощице. Там, внизу, снега было не так много, с тяжелого серого неба падали лишь редкие снежинки. Он сбросил ее на землю и сам упал рядом.
— Ну, — просипел он прямо ей в лицо, и Шира была вынуждена отвернуться от омерзительного запаха. — Теперь ты узнаешь Мило. Бабы знают, кто он такой. Они кричат от боли и восторга, когда им…
Закончить ему не пришлось. Он внезапно замолчал и поднял глаза. Затем подбородок его упал, и из глотки вырвался какой-то клокочущий звук.
Шира была слишком замучена болью, чтобы что-то понять. Ей только показалось, что рядом появился кто-то еще. Стало так холодно…
Мило быстро, хотя и спотыкаясь, встал на ноги. Перед ним стояло чудовище из холода и льда и немилосердного гнева. У него не было оружия, да ему и не было оно нужно. Он лишь протянул руку к парализованному от страха Мило, схватил его за ворот куртки и одним движением свернул ему шею.
К счастью, Шира была слишком обессилена, чтобы лежать с открытыми глазами. Она заметила только, что Мило отбросили в сторону, как перчатку, и что Map поставил ее на ноги. Ее качало. Он грубо схватил ее за руку и повел назад по березовой рощице.
— Map, я так благо…
— Заткнись!
Он остановился и стал яростно трясти ее.
— Неужели ты не могла держаться от него подальше, ты, дура проклятая? Или ты сама этого хотела?
— Ты знаешь, что не хотела!
Лицо Мара стало совсем белым.
— Может, думала, что тебе удастся убежать от нашего соглашения? Может, хотела, чтобы он тебя убил? Ты моя добыча, ты знаешь!
— Да, Map, — сказала она устало. — Я знаю, что твоя.
Она почувствовала, что он при этих словах как бы подался вперед, но тут черная волна боли вновь накатила на нее, и она потеряла сознание.
Увидев, что Map поднимается в гору с Широй в руках, все выбежали его встречать.
— О, боги, — воскликнул Ировар. — Шира… Неужели она умерла?
— Нет, она… жива, — сказал Map. — Возьмите ее, я…
Сармик быстро принял Ширу на руки, a Map прислонился к скале. Он стоял там, скорчившись, согнувшись пополам, как будто испытывал острую боль.
Остальные беспомощно, непонимающе смотрели на него.
Вскоре Ировар и те, кто пришел с ним, попрощались. Они возвращались в Нор. Шира — с бутылкой из горного хрусталя, которую она спрятала под куртку.
Даниэль не пытался объяснить хрустальную бутылку какими-то снами… Ему и так хватало забот. Шира была очень плоха. Имени Мило никто не упоминал.
На севере лето кончается быстро. На самом деле у них оставалось лишь две недели до отхода шхуны. Даниэль был счастлив, увозя Ширу с собой, он обещал, что позаботится о том, чтобы она через год в целости и сохранности вернулась к Ировару. Даниэль радовался, что сможет привезти ее к Венделю, а поскольку он знал, что у Анны-Греты очень доброе сердце, то был уверен, что она с распростертыми объятьями примет ребенка Венделя от первого брака.
Самая большая проблема заключалась в самой Шире. Очевидно, что она радовалась путешествию в страну своего отца, но даже эта радость не в силах была приглушить боль в ее глазах. В душе у нее была смертельная рана, это понимали и Даниэль, и Ировар, да и раны на теле тоже были очень серьезны. Хотя они и лечили глубокую рану, оставленную шипом, с помощью всех доступных юракам врачебных средств, она никак не желала зарастать.
И вот наступил последний вечер. Завтра они уезжают. Шира обошла все места в Норе, которые были дороги ее сердцу. Как будто бы не собиралась больше возвращаться. Но такое долгое путешествие в неизвестную страну, конечно же, не могло не пугать девушку.
Ее дед и Даниэль спустились к шхуне с грузом всего того, что Даниэль собрал в горах, что он хотел взять с собой для какого-то профессора, так, кажется, он сказал. Шира собрала свои пожитки, они оставались в яранге, мужчины могли унести их в следующий заход.
Ировар и Даниэль обстоятельно обсудили поездку. В конце концов они договорились, что ради безопасности Ширы должны ехать с русскими купцами из Архангельска до северной оконечности Онежского озера. Там Даниэль должен был купить лодку. Ировар был довольно богатым человеком, он снабдил его дорогими шкурами и другими ценностями, чтобы ее купить. Плыть вдоль берегов Кольского полуострова и Северной Норвегии было немыслимо, они не успели бы добраться домой до зимы и льда. Но можно было прекрасно добраться по рекам между Онегой и Ладогой до Финского залива у Санкт-Петербурга, и Даниэль сейчас настолько поднаторел в русском, что справился бы с этим вполне. Да, но война… Оставалось только надеяться, что она закончилась.
Все это казалось Шире совершенно непостижимым, и она с трудом могла себе представить, насколько долгой и утомительной будет поездка. До этого она лишь каждый год кочевала между Нором и зимним стойбищем. Ей нелегко было понять, что мир может быть больше.
Она обернулась и посмотрела на стойбище, и в тот же миг увидела, что стенки их яранги зашевелились. Кто-то зашел.
Дед и Даниэль были у моря, на берегу… Ее охватила неуверенность. Обычно никто в чужие жилища не входил без приглашения. Она пошла назад, домой, на душе было неспокойно. Было уже поздно, и все в стойбище спали.
Ей было нелегко идти, рана болела по-прежнему. Но вообще-то в последнее время она старалась забыть все, что было связано с Горой четырех ветров, и только радовалась предстоящему путешествию.
