– Хозяин! – Остановившись у входа, Виктор сделал последнюю попытку докричаться до толстяка-алхимика.
Тишина. Далекий шум волн – и все.
– Ну… тогда не серчай. – Виктор вошел. Вновь зрение мгновенно приспособилось к полутьме.
Обрушившаяся полка по-прежнему на полу. На оставшихся висеть, кажется, поубавилось предметов непонятного свойства. А самое главное – исчез котел, и не горит огонь. Доварилась кашка… кашка с миниатюрным Фредди Крюгером…
Опасливо оглянувшись – нехорошо все-таки, Виктор приподнял крышку сундука. Осторожно – вдруг там найдется еще какая-нибудь мелкая гадость?
Сундук был пуст. Толстый слой пыли, паутинка по углам. А это интересно. Как же ухитрился толстяк достать отсюда человечка?
Виктор вдруг понял, что рад, очень рад этой маленькой нестыковке снов. Иначе – было бы уж совсем тяжело. Сон, едва ли не ярче и последовательнее реальной жизни – вещь неприятная.
– Кхе-кхе!
Он обернулся.
Красномордый верзила стоял в проеме, вытирая ладони о необъятное брюхо. Поглядывал смущенно и слегка лукаво, будто неудачно пошутивший приятель. Улыбочка была неумелая, но вроде бы дружелюбная.
– А нет ничего, господин хороший! – объявил он. – Такие, значит, дела… кончилось…
– Что – кончилось?
– Да вот все, что было, все и кончилось, – очень вразумительно объяснил толстяк. Вошел, задевая плечами стену. Со вздохом обвел взглядом помещение: – Славненько тут было…
– Где котел-то? – грубо спросил Виктор.
Толстяк вновь осклабился:
– Котел? Докипел! Вашими стараниями, все вашими стараниями… и как угодно будет вашей милости…
Он раскланялся в издевательском, шутовском поклоне. Вид этой паясничающей туши с повадками старого пропойцы вызывал какое-то брезгливое отвращение.
– Для меня, значит, старался… – безразлично бросил Виктор. Снял с ближайшей полки странный предмет – кусок мятой жести. Угадывались в куске какие-то выступающие плоскости, нечто, бывшее прежде тонкостенной трубой, стеклянное крошево… – А что это в ход не пустили? А?
Неожиданно напыщенный тон ревизора оказал неожиданный эффект. Толстяк суетливо подбежал, запанибратски обнял Виктора за плечи, вгляделся…
– Это? А, это…
Он пренебрежительно сморщился.
– Сколько ж можно, сам подумай! И так десятка два кинули, и тех… – он покрутил своим верхним окороком над головой, – и этих… – раскинув руки, толстяк сделал пару шагов. – Нет, ты рассуди! Их кидаешь, кидаешь… а они все падают…
Только тут, в приступе какого-то резкого откровения, Виктор сообразил, что держит в руках.
Самолет. Крошечную модель самолета – кажется, «Боинга» или еще чего из зарубежных. Смятые крылья, разорванный корпус, клочки ткани – кресла? – крошево иллюминаторов.
Или… это не модель?
Виктор зачарованно провел пальцем по обшивке лайнера. Поморщился от резкой боли, оцарапавшись о развороченный металл.
– Тут и народца-то не было почти, – пренебрежительно бросил толстяк. Вынул из онемевших рук Виктора модельку, швырнул в угол. – Плюнь! Что надо – все в дело пошло! Не сомневайся – тебе хватит!
И он захохотал, будто выдав редкого остроумия шутку. Но Виктор не обращал на него внимания – шарил глазами по стенам, по почти пустым полкам, отчаянно пытаясь понять.
Вот еще одна «модель». Зеленовато-бурая консервная банка, из которой торчат блестящие лезвия – вертолетные винты. А вот… ну, можно назвать крошечные обгорелые вагончики – детской железной дорогой, только не стоит, ох не стоит, детям играть в такие игрушки. Ну и комья тинистой глины, чуть подсохшие, но будто недавно из моря. То гребной винт торчит из грязи, то краешек мачты с обрывком паруса, то острый нос с остатками надписи на английском: «…ent».
Да что же это!
– Это… это ты их? – спросил Виктор. Очень спокойно. И в полной уверенности – если услышит «да», то придется убивать. Пусть только во сне.
– Что?! – взревел толстяк в неподдельной ярости. – Я? Ты за кого меня держишь, умник? Разве ж мы звери какие?
Виктор отступил к стене, одинаково испуганный напором и смущенный собственной оплошностью.
– Зачем… нам-то зачем? Если ж они сами… бултых… трах… – Коротышка почесал брюхо и неожиданно спокойно, миролюбиво, сказал: – Конечно, можно было бы. Только как? Кто мы такие? Разве нам дозволено…
Он развернулся и с тяжким вздохом двинулся к выходу. На пороге остановился и добавил с иронией:
– А ты заходь еще, заходь. Вот как время выберешь… Здесь-то делать больше нечего, ты в лесок сходи…
Исчезнув из виду, он подал голос еще раз:
– Остерегись-ка, гость незваный!
Замешательство прошло. Виктор метнулся к выходу, и едва успел переступить порог, как затрещала крыша. Посыпались какие-то деревянные плашки, рухнула за спиной тяжелая балка. И сразу же вспыхнуло пламя.
Сидя на корточках, упираясь руками, Виктор смотрел, как охватывают строение стремительные языки огня. Жаркие, почти прозрачные, с одинаковым успехом пожирающие и дерево, и камень, и железо. Рухнула труба – будто втянуло ее внутрь. А еще говорят, что на пожарищах всегда остаются закопченные, но целехонькие печи…
Так и не вставая, Виктор начал отползать от огня. Быстрее и быстрее – жар нарастал. Внутри рушащегося, складывающегося здания что-то гулко лопалось, шипело, вспыхивало разноцветными бликами. Виктор прикрылся от разлетающихся, будто от фейерверка, снопов искр.
И – казалось – доносился тонкий, многоголосый хор голосов…
– Владыка! Владыка!
Виктор открыл глаза. Дернулся, отстраняясь от перепуганного Ярослава.
– Вы стонали, – робко сообщил мальчик. – Громко. И так… – он показал, – руками заслонялись.
– Мне приснился сон, – объяснил Виктор. – Страшный сон. Спасибо, что разбудил.
И, уже не доверяя собственным словам, Виктор посмотрел на руки. Он ведь оцарапался? Может, и не до крови, но след должен остаться.
Не оказалось никакого следа. Сон. Просто сон.
Но, Господи, какой реальный!
Для такого буйства вырвавшихся на свободу ветров потери, считай, оказались вполне терпимы. Правда, и Рой, и его брат, и Салли, и горбоносый Болетус вышли из строя, причем старики надолго – переломы, глубокое истощение в их возрасте не залечить простой магией. Ритор мог рассчитывать только на неугомонную Сандру. Да еще мальчишка Асмунд, единственный, не получивший и царапины, – сориентировался, мгновенно сотворил воздушную линзу, отделавшись, как говорится, легким испугом. Эх, такую бы сообразительность Таниэлю… Ритор запретил себе думать об этом.
Пока в городке наводили порядок, совет Воздушных собрался вновь.
Ритор взглянул на Сандру. Волшебница баюкала неестественно вывернутую руку, лоб блестел от пота – боль пробивалась через все защитные барьеры. К вечеру, конечно, от перелома с вывихом не останется и следа, но пока что приходилось терпеть.
