Она посмотрела на меня далеко не дружелюбно.
– Он так великолепен, как выглядит?
Я приложила усилия, чтобы сделать голос таким же невыразительным, как лицо.
– Да.
Королева вздохнула.
– Жаль. С другой стороны, мне все-таки не хотелось рожать щенят.
– Щенят? – не поняла я.
– Он тебе не говорил? Две тетушки Дойла большую часть времени бегают в собачьих шкурах. Его бабка была гончей дикой охоты. Адские гончие, как зовут их теперь люди, хотя нам-то известно, что ничего общего с Адом они не имеют. Совершенно другая религиозная система.
Я помнила звонкий лай и голод в глазах Дойла.
– Я знала, что Дойл – не чистокровный сидхе.
– Его дед был пука, и настолько злобный, что соединился в собачьей форме с гончей дикой охоты и дожил до того, чтобы рассказать об этом. – Она улыбнулась мило... и злорадно.
– Так, значит, Дойл – такой же продукт смеси генов, как и я. – Голос остался спокойным, ага. Молодец я!
– Но знала ли ты, что он частично пес, когда брала его в свою постель?
Дойл так и стоял на коленях все это время, и волосы скрывали его лицо.
– До того, как он проник в меня, я уже знала, что частью своей крови он обязан дикой охоте.
– В самом деле?
Она постаралась выразить этой фразой свое недоверие.
– Я слышала лай гончих из его горла. – Я отвела волосы, чтобы она увидела след укуса на моем плече, очень близко от шеи. – Я знала, что он грезит о моей плоти более чем в одном смысле – до того, как я позволила ему утолить и тот голод, и другой.
Ее глаза снова стали жесткими.
– Ты удивляешь меня, Мередит. Не думала, что у тебя хватит духу на секс с насилием.
– Я не получаю удовольствия, причиняя боль. Насилие в спальне по общему согласию – дело другое.
– Никогда не видела разницы.
– Знаю, – согласилась я.
– Как ты это делаешь? – спросила она.
– Делаю что, моя королева?
– Как тебе удается этак спокойненько, с милой улыбкой и нейтральными словами сказать "Иди ты к черту"?
– Это не было намеренно, тетя Андаис, поверь.
– Хорошо хоть не стала отрицать.
– Мы не лжем друг другу, – сказала я, и на этот раз мой голос прозвучал устало.
– Встань, Мрак, и покажи своей королеве твою несчастную спину.
Он молча встал, повернулся спиной к зеркалу и отвел волосы вбок.
Андаис приблизилась к зеркалу, вытянув руку в перчатке вперед, так что на секунду мне померещилось, что ее рука так и выйдет из стекла, словно трехмерная проекция.
– Я считала тебя доминантным, Дойл, а мне не нравится подчиняться.
– Ты никогда не спрашивала о моих пристрастиях, моя королева. – Он так и стоял к ней спиной.
– А еще я даже не предполагала, как щедро ты одарен внизу... – Она проговорила это обиженно, словно ребенок, не получивший на день рождения желанного подарка. – Я хочу сказать, ты же происходишь от собак и пуки, а они не могут этим похвастать.
– Многие пуки имеют больше одной животной формы, моя королева.
– Собака и лошадь, да, иногда еще орел – знаю, знаю. А какое это имеет отношение... – Она остановилась на полуслове, и на ее накрашенных губах зазмеилась улыбка. – Ты хочешь сказать, что твой дед мог превращаться не только в пса, но и в жеребца?
– Да, моя королева, – тихо сказал он.
– И снасть, как у жеребца, – рассмеялась она.
Он не ответил, лишь пожал широкими плечами. А я была слишком испугана ее смехом, чтобы смеяться вместе с ней. Насмешить королеву – не всегда безопасно.
– Мой Мрак, это все чудесно, но все же ты не конь.
– Пуки – оборотни, моя королева.
Смех стал потише, а потом она сказала все еще смеющимся голосом:
– Ты намекаешь, что способен менять его размер?
– Разве я могу намекать на что-то подобное? – спросил он своим обычным невыразительным тоном.
Я видела, как по ее лицу – слишком быстро, чтобы уловить их все, – проплыли эмоции: недоверие, любопытство и наконец – острое желание. Она пожирала его глазами, словно нищий, глядящий на золотой слиток: ревниво, завистливо, алчно.
– Когда все это кончится, Мрак, если ты не станешь отцом ребенка принцессы, тебе придется делом доказать свою похвальбу.
Думаю, здесь мне наконец изменило спокойствие, но я честно старалась.
– Я не хвалюсь, моя королева, – почти прошептал Дойл.
– Я уже не знаю, чего хочу больше, мой Мрак. Если у вас с Мередит будет ребенок, я никогда не познаю удовольствия от тебя. Но то, что я о тебе думаю, то, что на самом деле удерживало меня от близости с тобой, никуда не исчезло.
– Смею ли я спросить, что это такое?
– Ты можешь спросить. Может быть, я даже отвечу.
Пауза длилась секунду или две, потом Дойл спросил:
– Что же удерживало тебя от близости со мной все эти годы? – Он повернул голову так, чтобы видеть ее лицо.
– Что ты стал бы королем воистину, не только номинально. А я не делюсь властью. – Она взглянула на меня поверх его головы. – А ты, Мередит? Как тебе понравится иметь настоящего короля, того, кто потребует свою долю власти – и не только в постели?
Мне пришло на ум несколько ответов, но я их все отвергла и попыталась очень осторожно сказать правду.
– Я больше склонна делиться, чем ты, тетя Андаис.
Она пристально вгляделась в меня, с выражением, которое я не могла расшифровать. Я встретила ее взгляд, и в моих глазах отразилась искренность моих слов.
– Ты больше склонна делиться, чем я... Что может это значить, если я не делюсь ни с кем и никогда?
– Это только правда, тетя Андаис. Это значит именно то, что я сказала, ни больше ни меньше.
Еще один долгий взгляд.
– Таранис тоже не делится властью.
– Я знаю, – сказала я.
– Нельзя быть абсолютным монархом без абсолютной власти.
– Я усвоила, что королева должна править теми, кто ее окружает, на самом деле ими управлять, но не думаю, что королева непременно должна указывать всем, что им делать. Я обнаружила, что к советам моих стражей, которых ты так мудро мне дала, стоит прислушаться.
– У меня есть советники, – сказала она, едва ли не оправдываясь.
– Как и у Тараниса, – заметила я.
Андаис присела на столбик кровати. Она будто обмякла вся; рука – та, что без перчатки, – перебирала ленты на платье.
– Но ни он, ни я их не слушаем. А король-то голый...
Последняя реплика застала меня врасплох. Наверное, это отразилось на моем лице, потому что она сказала:
– Ты удивлена, племянница?
– Не ожидала, что королеве знакома эта сказка.
– Был у меня не так давно любовник из людей, он любил детские сказки. Он читал мне их, когда меня мучила бессонница. – В ее голосе появилась мечтательная задумчивость, нотка настоящей печали. Потом она заговорила более привычным тоном: – Безымянное на свободе. Видели, что оно направляется на запад. Не думаю, что оно доберется до Западного побережья, но тебе все равно следовало это знать.
