Закончив, он откинулся на спинку кресла. Двигаться не хотелось.
Состояние было такое, словно он пробежал километр в болотных сапогах, штормовке и с рюкзаком за плечами. Изображение пропало и на экране снова возникло тысячеглазое небо. Он встал и шагнул вперед, не особенно задумываясь о том, что оставляет позади. Он сделал все что мог. Кто сможет — пусть сделает больше, и Леший знал, что люди найдутся.
Над бетоном автобана висела звездная ночь. Луны не было. "Здесь ее никогда не бывает", — вспомнил Леший. Об этом писала Яна. Он и сам это знал, только забыл. Сейчас многое возвращалось. Тишину нарушил шорох сухой травы. У дороги громоздилась куча булыжников — бог знает зачем и кому она здесь понадобилась. Леший зацепил ее глазами случайно и уже миновал, но вдруг вернулся. Один камень показался ему странным, — в виде остроухой головы. В темноте холодным светом затлели два зеленых уголька — глаза. Волк встал. Встряхнулся. По серебристой спине пробежала светлая змейка и пропала. Зверь был огромен — раза в полтора больше любого самого крупного волка. Широкая грудь, массивные лапы, похожие на львиные. Но Леший почему-то совсем не испугался — волк ждал его, другого объяснения встрече не было. Он подошел ближе, мельком отметив, что куда-то пропал чужой белый халат — он был одет по погоде и даже с известным шиком: черные джинсы, такой же черный, тонкий свитер, кожаная куртка на молнии и высокие ботинки на шнуровке. Пушистый белый туман окутал волка, а когда он рассеялся, на обочине стоял Сергей Боровской, детектив частного агентства «След» собственной персоной.
— Так значит "верхнее чутье"? _ улыбнулся Леший, пожимая протянутую руку.
— И немного удачи, — подтвердил Сергей, — я ждал тебя.
— Ты можешь показать мне обходной путь в Гнездо Орла? — спросил Леший разглядывая низкие звезды, — какую-нибудь заячью тропу.
Сергей покачал головой.
— Тебе не нужна заячья тропа…
— Через зеркало не выйдет, — возразил Леший, — Страж не пустит. У него на меня зуб. Видно когда-то я его здорово достал.
Сергей взял его за руку, чуть повыше локтя, несильно сжал. Почувствовав тепло и дружеское участие Леший догадался, что сейчас ему скажут что-нибудь из ряда вон нехорошее.
— На этот раз он тебя пропустит, — сказал Сергей, — и "Гончие Смерти" приостановят свой бег. Они этого не делали с начала мира, но для тебя Динзиль сделает исключение. Никто не станет тебя останавливать.
— Почему? — спросил Леший внезапно севшим голосом.
— Потому, что твой билет оплачен. Не удивляйся. Ты многое вспомнил, но еще многое скрыто от тебя.
… Люди утратили Рай не тогда, когда Бог произнес свой приговор. И не тогда, когда был сорван запретный плод. Рай закончился для людей, когда на земле произошла первая разлука. Потом были Орфей и Эвридика, Ромео и Джульетта, Пенелопа и Одиссей, Николай и Кончетта… Болью всего разлученного человечества оплачен твой билет. Это очень высокая цена, и поэтому никто не посмеет тебя задержать.
— Но почему? — Леший все еще ничего не понимал, хотя уже начал догадываться. Но догадка выглядела такой фантастичной, что ему хотелось услышать это от Сергея.
— Потому, что первыми были вы. Ты и она.
— Она? Ты хочешь сказать… Лилит?
Как давно, как давно он не произносил вслух этого имени, как глубоко оно спало в памяти, как крепко. И все-таки он узнал ее сразу, как только она появилась в его офисе: с рыжей гривой волос, спокойными глазами и мягким негромким голосом. Лилит. Первая жена. Первая любовь. Ему показалось, что вокруг стало светлее и горизонт отодвинулся дальше. А может просто глаза привыкли к темноте. Было невероятно здорово стоять в ночи, на краю ТРАССЫ, под этим древним небом и ЗНАТЬ.
— Тебе нужно спешить, — напомнил Сергей, — она — женщина, и она в беде…
— Нужен мотоцикл, — Леший немного растерянно огляделся.
Сергей рассмеялся — редкое явление.
— Я бы мог сказать — садись, я тебя довезу, но думаю, мы оба люди взрослые для таких дешевых трюков. Я провожу тебя. Тем более тут недалеко.
В ночи горел костер — рыжий, как лисий воротник на черном пальто. Над перешептывающимися травами звенел серебряный гитарный перебор, немного печальный, но совсем немного. Грубоватый, не слишком верный голос кое где мимо нот, а кое где — прямо так, как нужно, выпевал слова которых они не слышали — ветер относил их в другую сторону. Но мелодия показалась знакомой и слова возникли в памяти словно сами собой.
"Их было много, а я был один И я не умел молчать.
Меня считали богом, пришедшим спасти,
и как водится — хотели распять.
Но в реве толпы я слышал твой голос и он придавал мне сил.
Я не был богом, родная, я просто любил."
Леший узнал их сразу — пел тот самый темноволосый худощавый паренек, склонив голову на плечо. Второй — в «рыбке» Леший окрестил его «Добрыней», деловито уплетал тушенку прямо из банки и запивал пивом. Третьего Леший нигде не обнаружил, хотя «кони» присутствовали в полном комплекте. Это было, конечно, не спроста. Но Лешему не хотелось думать об этом, да и не о чем другом, пока не закончится песня. У себя в «Гелиополе» он бы такие стихи печатать не стал, но здесь они звучали как откровение. Что-то кончалось безвозвратно. Что-то начиналось вновь.
Добрыня кивнул, не прекращая жевать. Они сели на чей-то спальный мешок и Добрыня бросил им банку тушенки. Сергей достал перочинный нож, вскрыл банку и протянул его Лешему, а сам соорудил что-то вроде китайских палочек. Песня как то незаметно перетекла в другую, ее Леший тоже знал и даже рискнул подпеть, правда почти про себя. Это была песня о западном ветре и о дороге, ведущей в небо. Это была песня о них, трассовиках, и он с удивлением обнаружил как легко и естественно отнес себя к этой компании. Когда заалел рассвет, не больной, как в городе, а красно-золотой, яркий, Сергей встал и он поднялся следом. Добрыня протянул руку, сжал его ладонь и в этой ладони были ключи. Гитарист вскинул голову и ободряюще улыбнулся.
— Динзиль отвел заградотряды на километр от ТРАССЫ, — сказал он, — Удачи тебе, брат…
Ключи были от черного «Харли».
Мужчины не длят прощаний и обходятся без объятий и слез. Он включил зажигание, «Харли» отозвался тихим урчанием, как верный пес, признавший хозяина, Сергей шагнул на обочину и махнул рукой. Зеленые глаза мигнули в темноте как огонек свободного такси.
Солнце стояло уже высоко и день обещал быть жарким, когда путь ему перерезал белый «мерседес» и, тормознув чуть впереди, перегородил дорогу.
Мгновение спустя из небытия выпал второй. Он подъехал поближе, затормозил, остановился, поставил одну ногу на бетон, не слезая с седла. Обе дверцы распахнулись одновременно. Описание "Ильи Муромца" в кафе было довольно точным — он узнал эту парочку сразу. Миша — улыбчивый здоровяк в пиджаке, готовом лопнуть на могучих плечах и Гавриш — темноволосый, спокойный, сдержанный. Чем-то он напомнил Сергея Боровского и он невольно подумал, что доведись этим двоим встретится — они бы отлично поладили.
