— За один раз все не закончу, — предупредил он. — Вымотался.
Но и оттягивать нельзя. Наверняка уже и зараза прилипла, да и срастаться само по себе правильно не начнет. Шрамы — полбеды, рубцом больше, рубцом меньше, но ведь рука высохнет, если затянуть с лечением, и перекосит наверняка.
— Что сможешь, на том и спасибо, — сказал Альмод. — И вообще… За все спасибо.
Видеть на его лице растерянную улыбку было так странно что Эрику захотелось зажмуриться и помотать головой. И слова все разом куда-то делись.
— Пожалуйста, — буркнул он. — И не отвлекай, Без того голова кругом, не знаю, с чего начать-то.
Чистая правда, между прочим.
Ульвар отошел к столу на другой конец комнаты, потянул носом — в доме стоял густой хлебный запах — коснулся вышитого рушника, закрывавшего, кажется, каравай. Хмыкнул.
— Вдовеет он, как же.
— А ты б на его месте свою показал? — усмехнулся Фроди.
— Астрид-то? — Ульвар расхохотался.
— Я сказал «на его месте». Астрид любому яйца оторвет и не поморщится. А баба деревенская?
Ульвар не ответил, отломил кусок хлеба. Эрик сглотнул, в животе заурчало. Завершил плетение. Поднялся — повело в сторону, но удержался. Очень хотелось опуститься на пол прямо там, где стоял, свернуться клубком, закрыть глаза, и чтобы никто не трогал… неделю. А лучше две. Ладно, что там, до лавки всего пять шагов.
Эти пять шагов он одолел, а что было дальше не запомнил совершенно. Ни как — и, главное, когда — умудрился сбросить сапоги и дублет, ни как стелил на лавку плащ и доставал из сумки одеяло. Может, и не сам он все это делал, просто провалившись в сон, едва сев, кто теперь разберет? Открывать глаза, шевелиться, выныривать из блаженной дремоты не тянуло совершенно, и он лениво прислушался к журчавшему разговору.
— Опять не дашь свой отряд делить? — спросил Ульвар.
— В прошлый раз Фроди отказался, и Первый не стал настаивать. В этот раз… не знаю, может, и не получится отказаться. Надо бы делить: и Фроди и Ингрид справятся. Но не хочется, прирос я к ним.
— А я бы Гейра отпустил, сдюжит. Да и устал он уже ходить под началом, видно. Но некого вторым дать: оба зеленые еще.
— Отпусти без второго, — посоветовал Альмод. — Пусть соберет троих под себя, так даже лучше.
— Трое новичков и свежеиспеченный командир. Смертники.
— Мы все тут смертники. Но ты преувеличиваешь. Я так своих и собирал, когда мой второй отряд погиб. Фроди ходит до сих пор.
— То ты. Ты же…
— Заговоренный? — хохотнул Альмод.
— Вроде того.
— На себя посмотри.
— Знал бы ты, как я устал от всего этого, — еле слышно произнес Ульвар.
— Знаю.
— Я подумаю насчет Гейра. Если отряд пропал, все равно придется… — скрипнули половицы под ногами. — Но, может быть, он и так скоро станет командиром. Я устал.
В голосе Альмода промелькнула усмешка:
— Если верить священникам, покоя не будет и на том свете.
— Но едва ли там придется все время ждать, когда тебя снова сорвут и бросят навстречу тварям.
— Не нравишься ты мне. Очень не нравишься.
— Я сам себе не нравлюсь. — Ульвар шагнул по комнате. — Но разве тебе никогда не хотелось…
— Хотелось. Когда поймали и везли обратно. Но сейчас мне есть ради кого жить.
Повисло долгое молчание.
— Пойду, погуляю, — сказал, наконец Ульвар. — Заодно посмотрю, где кого из наших носит.
— Свечку подержать не забудь, — хмыкнул Альмод.
Снова скрипнули половицы, открылась и закрылась дверь. Эрик мысленно сосчитал до трехсот, медленно сел. Оказывается, вокруг было светло лишь потому, что кто-то поддерживал светлячок — похоже, Альмод: больше в доме никого не осталось, лишь в углу у печи копошилась женщина. Она обернулась, переступая с ноги на ногу, покачнулась всем телом. Эрик вгляделся в лицо.
Конечно же, не узнал бы, если бы не эта ее походка: когда его увезли, Герд по прозвищу Утка было лет пять или шесть. Родилась она вроде был нормальной, но начав ходить, стала хромать. И чем старше становилась, тем короче оказывалась левая нога: словно сустав на бедре сместился кверху. Сейчас лучше не стало. Вот, значит, кого староста прислал. Решил, что на убогую не позарятся, или, наоборот, не жаль, все равно замуж никто не возьмет?
Эрик поднялся с лавки, потянулся.
— Как себя чувствуешь?
— Лучше, чем утром, — ответил Альмод. — Здоров ты поспать.
— Что есть, то есть.
Он подсел на кровать, откидывая простыню. И правда, лучше. Пожалуй, сейчас можно и доделать — собрать мышцы, да подтолкнуть, чтобы восстанавливались. Потом останется только подновлять плетение, дней через пять, от силы неделю будет как новенький.
— Хочешь закончить?
Эрик кивнул. Спросил:
— Где все?
— С людьми Ульвара пусть разбирается он сам. Где носит Ингрид — не знаю. — Альмод поморщился: ощущения, когда сращивают порванные мышцы, далеко не приятные. — Фроди сговорился с какой-то молодкой: чую, будет потом чернявенький по деревне бегать. Отчаянная баба, остальные из-за дверей носов не кажут.
— Она вдова, — подала голос Герд. — Бездетная. Может, и повезет, и появится, кому на старости лет позаботиться. А, может, выйдет как с младшим Данра Рыжего. Не в мать пошел, в чистильщика, что в деревне ночевал. Дом отстроили, за всеми тремя дочерьми Данр хорошее приданое дал, и до сих пор как сыр в масле катаются, а сколько лет прошло. И так и этак ладно.
Эрик поймал на себе пристальный взгляд Альмода, заставил зубы разжаться.
— Много болтаешь. Если столько лет прошло, откуда тебе знать?
— Простите, господин. Так люди говорят.
Эрик едва не упустил плетение, мысленно выругался. Как все просто, оказывается. То, за что его попрекали едва ли не с рождения, за что отец, напиваясь, колотил мать смертным боем, другим было «ладно». И правда: отстроились, приданое… Он заставил себя не думать. Что бы там ни случилось много лет назад, сейчас все равно ничего не изменишь. Закончил плетение, поднялся, снова потянувшись: тело ломило, намахался мечом с утра.
Герд достала из печи горшок, приподняла крышку — пахнуло сытным мясным духом. Солонина, наверное, кто станет резать скотину по весне. Полдня назад Эрик умирал от голода, сейчас даже думать о еде не хотелось.
— Все готово, господа. Подождать, пока вы все поедите, или помыть посуду можно будет утром?
— Сами разберемся, — сказал Эрик. — Иди.
— Раскомандовался, — хмыкнул Альмод. Перевел взгляд на девушку. — В самом деле, иди.
— Воды натаскать?
— Шесть… пять здоровых мужиков себе воды не достанут? — фыркнул Эрик. — Ступай уже.
Говорить, что таскать ведра никто не будет, когда можно просто наплести, сколько нужно, он не стал. Не ее дело. Спросил Альмода:
— Тебя покормить?
Левая рука командира висела плетью и останется такой еще дня два, да и сесть сможет не раньше послезавтра.
— Мы обедали, так что подожду остальных. А ты ешь, если хочешь.
Эрик покачал головой.
— Не хочу. Пойду, тоже погуляю, пока не совсем стемнело, если я тебе не нужен.
Выйдя из дома, он едва не столкнул Кнуда — тот целовался с Трин, устроившейся на перильцах крыльца. Эрик хмыкнул, бесцеремонно постучал пальцем по плечу приятеля:
— Сеновал вон в том сарае. С замком сам справишься.
— Откуда ты… — начал было Кнуд, потом махнул рукой. — Неважно.
Ссадил Вигдис с перил, повлек за собой, обняв за талию. На завалинке за крыльцом — у самого угла дома — обнаружилась Ингрид: улыбнулась, погасив светлячок, закрыла книгу. Эрик улыбнулся в ответ, сбежал по ступенькам, чтобы сесть рядом. Снова стукнула дверь, выпуская Герд, задержавшуюся в сенях, послышались ее ковыляющие по дорожке шаги. Далеко не ушла, замерла около калитки, глядя снизу вверх на широкоплечую тень.
— Пожалуйста, пропустите, господин. — попросила она.
— За поцелуй, — ответила тень голосом Гейра.
Эрик хмыкнул: словно на пару лет назад вернулся. Поймать в дверях симпатичную девчонку и стребовать поцелуй за право прохода — давняя забава школяров. Правда, раз на раз не приходился, можно было и оплеуху получить. Хотя едва ли деревенская девка осмелится наградить оплеухой чистильщика… Так и есть.
