вытер лоб рукой – правда, толку вышло немного, потому что он только размазал кровь – забрал у Якуба бинт и принялся за перевязку.
– Нет, – сказала Лю, тяжело дыша.
Она тоже стояла на коленях на полу, обхватив длинный гриф сиренопаучьей лютни.
– Нет, все в порядке, это вошло в музыку. Нам нужно кричать или петь…
Лю пострадала меньше других, потому что находилась в защищенном месте, в середине.
Хлоя, с вытаращенными от ужаса глазами, дрожала с головы до ног. Она тоже возилась с повязками; ей помогал Джовани. Весь правый – незащищенный – бок у Хлои был ободран неудачным взмахом колючей ветки, и сквозь прорехи на одежде, от плеча до бедра, виднелись ссадины. Лоскутья ткани потемнели от крови. Аадхья стояла, обхватив себя руками, и по-прежнему крепко сжимала боевые палки, которые смастерила для тренировок. Ран я на ней не видела, но Аадхью, казалось, мутило. Я уже собиралась подойти к ней, когда она сделала глубокий вдох и шагнула к Лю, чтобы взглянуть на инструмент и убедиться, что он не расстроен.
Команда Нкойо попала под дождь бритвенно-острых осколков льда и вырвалась вся в крови, за исключением их штатного члена анклава – алхимика по имени Хамис, из Занзибара, которого предусмотрительно поместили в самое безопасное место, в центр. Он был вооружен только перевязью с разнообразными бутылочками – содержимым одной из них он сейчас врачевал рассеченную руку Нкойо. Рана исчезала прямо на глазах, и кровь тоже, и Нкойо вытирала слезы.
Все мы перепугались и дрожали, потому что за считаные минуты раз десять оказались на волосок от смерти – а еще потому, что знали, что это пустяки, сущие пустяки, первая полоса препятствий в первый день нового года, упражнение для разминки. Делать было нечего, кроме как пройти эту дорогу до самого конца. Мы привыкли к нападениям злыдней, но есть существенная разница между одним нападением и непрерывным потоком. Половина из нас плакала, другая половина сдерживала слезы.
Говоря «нас», я имею в виду их. Со мной-то все было в порядке. Более того, мне казалось, что я очнулась от долгого сна и как следует размялась на свежем воздухе; после энергичной зарядки я с интересом предвкушала сытный обед. Сидеть часами в классе в окружении неопытных и робких младшеклассников, которые ожидают нападения злыдня, – кошмар. Призвать реку лавы, чтобы в мгновение ока пресечь двадцать семь тщательно спланированных атак – да пустяки.
– По-моему, неплохо, – ободряюще произнес Орион, вприпрыжку подходя к нам.
В руке он держал изувеченную тушку чего-то шипастого – он умудрился разыскать одного настоящего злыдня среди поддельных. Как правило, любое слово из уст Ориона автоматически вызывает бурю лести, но наша компания провела с ним достаточно времени, чтобы не ахать от восторга; учитывая обстоятельства, все уставились на Ориона с откровенной ненавистью. Он наверняка нарвался бы на тяжкие телесные повреждения, сказав что-нибудь в духе: «Вы просто молодцы», если бы я не спросила:
– Лейк, что это за тварь и зачем ты ее таскаешь с собой?
– А, это… сам не знаю, – сказал он, приподнимая мертвого злыдня – чудище размером с добермана, с кривыми, как у таксы, ногами, покрытое конусообразными шипами с крошечными отверстиями на конце. Ничего подобного я раньше не видела. Злыдни вечно меняются, ну или кто-то создает новые разновидности, и так далее.
– Эти шипы испускали какой-то газ. Я не хотел оставлять ее там – она была засыпана снегом, а газ смешивался с туманом. Я побоялся, что кто-нибудь на нее наступит.
Очень предусмотрительно.
К тому времени вниз после завтрака начали осторожно сходиться другие выпускники. Когда мы потащились к себе зализывать раны, метафорические и буквальные, я услышала, как кто-то спросил у Аадхьи: «Вы что, первые?» Та пожала плечами и ответила: «Пока не знаю», имея в виду, что мы открыты для предложений. По крайней мере, две-три команды охотно заплатили нам за то, чтобы мы были первыми – тогда они могли бы прийти с утра пораньше, зная, что кто-то уже расчистил для них путь. Если мы в любом случае собирались тренироваться первыми, почему бы не извлечь из этого выгоду?
За обедом Аадхья заключила сделку с тремя союзами, которые хотели занять зал после нас, и получила от них обещание помощи – иными словами, после тренировки нам не пришлось бы исцеляться исключительно своими средствами. Это были выгодные условия: если они будут помогать нам, когда мы выберемся из зала, значит, им придется подождать, прежде чем начать свою тренировку. Они согласились, потому что ждать пришлось бы все равно: нужно некоторое время, чтобы полоса препятствий переустановилась, после того как ее пройдут.
В норме это происходит за то время, которое требуется, чтобы дверь закрылась у нас за спиной и вновь открылась. Пробежки все-таки не настоящие. Тысяча волшебников, которые три раза в неделю швыряются самыми могущественными заклинаниями, почти немедленно разрушили бы зал; кроме того, если мы на тренировках действительно будем накладывать сильнейшие чары, у нас не останется маны на выпуск, наши артефакты износятся, зелья закончатся и так далее. Поэтому тренировочная магия все приглушает: когда ты произносишь в спортзале заклинание, ощущение такое же, как в реальности, и препятствие изображает должную реакцию, как если бы ты колдовал по-настоящему, однако вкладываешь ты максимум полпроцента силы. Ты делаешь большой глоток зелья, но оно словно разбавлено; тебе кажется, что ты используешь артефакт, но он окутан защитными чарами. А когда ты выходишь в коридор – раз, и все возвращается на круги своя… за исключением полученных травм, абсолютно реальных, которые поощряют тебя стремительно совершенствоваться; а вслед за тобой уже готовится зайти следующая команда полных энтузиазма выпускников.
И все это работает, потому что мы добровольно ступаем на полосу препятствий. Согласие – единственный способ (не считая насилия, конечно) сделать так, чтобы чужая магия могла столь глубоко взаимодействовать с твоим мозгом и твоей маной.
Тем не менее, разумеется, школе требуются серьезные усилия, чтобы убрать даже полпроцента реки, полной лавы. Заклинание, которое я наложила на реку в то утро, было почерпнуто от одного амбициозного малефицера из королевства Аванти, который решил, что его темная твердыня будет еще внушительнее, если окружить ее рвом с раскаленной лавой. И он не ошибся. Явившимся вслед за нами командам пришлось десять минут скучать на пороге, пока дверь не открылась, явив очаровательный пейзаж смерти.
Остаток дня мы провели так, как нам предстояло проводить все дни до выпуска, – собравшись за столом в библиотеке, обсуждая каждый сделанный шаг и пытаясь понять, где ошибки.
