то, что могли оказать ей по условиям сделки.
– Пошли к нам. Там и поработаем, – предложила Лю, и Хлоя кивнула, не говоря ни слова. Она опустила глаза и поджала губы, и тут Хамис подошел к ней и сказал:
– Ты вкладываешь больше всех маны. В следующий раз встань в середину.
Я целую неделю хвалила себя за выдержку, но тут планка рухнула. Я хотела сказать Хамису, что Лю вообще-то вкладывает маны не меньше, непрерывно распевая усиливающее заклинание, пока мы бежим, – а еще я собиралась выложить все, что о нем думала, добавив некоторые подробные инструкции касательно того, куда он мог отправиться. Но, прежде чем я успела открыть рот, Аадхья произнесла:
– Ты серьезно? Такой большой мальчик боится синяков и царапин?
Хамис развернулся к ней, но Аадхья с глубочайшим презрением погрозила ему пальцем.
– Если хочешь впервые нарваться во время выпуска, малыш, давай, прячься и дальше в середине. Хлоя выберется из зала раньше тебя, зуб даю.
Хлоя бросила на нее сияющий взгляд. Не поручусь, что она – как и я – раньше об этом задумывалась, но Аадхья была права. Члены анклавов редко получают травмы – во всяком случае, далеко не каждый день, не то что остальные. Может быть, раз в месяц они и сталкиваются со злыднем, но в распоряжении у них и мана, и помощники, и вокруг всегда полно куда более легкой добычи. Достаточно для тренировки. Недостаточно, чтобы пострадать. Вполне возможно, что Хлоя до сих пор не получала ран. Меня ей уж точно было не обойти – но, вероятно, Хлое даже не доставалось так, как Лю, Аадхье, Джовани и прочим среднестатистическим ученикам Шоломанчи, обзаведшимся за четыре года несколькими шрамами. Достаточно, чтобы не повезло один раз. Если сильно пострадаешь, откатишься вниз, и если не успеешь быстро поправиться, так и останешься внизу. А главное, пока тебя не сшибут с ног, ты не узнаешь, как поскорей вернуться в строй.
Хлоя сглотнула и сказала Хамису:
– Спасибо за заботу. Меня все устраивает.
Ему это не понравилось, тем более что, вероятно, Аадхья оказалась пугающе проницательна, и неприятная мысль отныне надежно поселилась у него в голове. Однако Хамис принял ответ Хлои, пусть даже фыркнул и посмотрел на Аадхью с таким видом, словно собирался приказать кому-нибудь из своих прихлебателей пихнуть ее в коридоре. Затем он развернулся и ушел.
Никогда раньше я не видела, чтобы Аадхья дала отпор члену анклава. Она не из преданных подлиз вроде Ибрагима; просто она благоразумна и не любит делать глупости. В отличие от некоторых других людей.
– Ничего себе, – негромко произнесла я, когда мы пошли вниз.
– У меня не было выбора, – многозначительно произнесла Аадхья.
Наверное, я должна была устыдиться того, что ей пришлось самой отчитать Хамиса, не дав мне шанса его выпотрошить, но я страшно радовалась, что он наконец получил свое.
Аадхья вздохнула.
– Пожалуйста, не болтай об этом до конца месяца.
– А потом что? – спросила я.
– А потом, если что, он уже не уведет Нкойо. Ты разве не понимаешь?
Тут уже вздохнула я.
– Ладно, ладно.
Иногда ты радуешься, когда твои друзья правы, а иногда это страшно бесит.
Но Аадхья была права, поэтому до конца месяца я неоднократно прикусывала язык. Составлялись последние союзы, и мы вкладывали в наши тренировки столько маны и времени, что Хамис действительно не мог просто бросить нас и договориться с кем-нибудь еще, утащив с собой Нкойо и ее друзей. Этот придурок даже начал занимать относительно уязвимую позицию во время повторных пробежек, надеясь хоть минимально привыкнуть к боли. Я отсчитывала минуты до того момента, когда мне удастся как следует его разнести.
Начался второй месяц тренировок. Все полосы препятствий до сих пор представляли собой разнообразные зимние пейзажи, полные смертоносных чудес – густой лес, непроглядный и безмолвный, большое замерзшее озеро, которое тянулось, сколько хватало глаз… Сегодня мы увидели обширный заснеженный луг, усеянный обыкновенным, ничуть не примечательным кустарником и крошечными синими цветочками, которые выглядывали из-под снега. И ничего, буквально ничего не произошло! Мы добрались до стены в дальнем конце зала и спокойно вернулись, словно это была обыкновенная пробежка, но, как только я направилась к двери, послышался низкий рокот. Снежное поле раскололось в десяти шагах у нас за спиной, и из трещины к нам устремились тысячи усеянных острыми шипами лоз.
Почти все оказались на одной стороне трещины, ближе к двери – за чертой остались только Якуб и Нкойо. Якуб стоял ближе – он с воплем перемахнул на нашу сторону, прежде чем лозы успели подняться высоко, и упал на пол. Колючки хватали его за ноги и пытались утащить. Кора и Надия принялись рубить лозы мечами. Ибрагим и Джамал между тем схватили Якуба за руки и отволокли подальше.
Но Нкойо от испуга сделала шаг назад, и между ней и дверью выросла целая стена колючек. Я попыталась наложить на лозы заклинание гнили, которое должно было уничтожить их, заодно с большей частью пейзажа, однако ничего не произошло, и я вдруг поняла, в чем дело: я стояла в коридоре, за порогом зала. Я не могла помочь Нкойо; точно так же обстояло бы дело и в выпускном зале, как только я вышла бы за ворота и вернулась в Уэльс.
Но если бы я выбежала из школы, мне не пришлось бы стоять и смотреть, как мою подругу рвут на кусочки. Нкойо метала испепеляющие заклинания, словно молнии, однако они уничтожали лишь по одной лозе зараз, и у Нкойо уже заканчивались силы. Ей никак не удавалось пробить достаточно большую брешь, чтобы без опаски перепрыгнуть трещину, а лозы все прибывали и прибывали. Одна из них бросилась на Нкойо, как змея, обвилась вокруг горла и начала ее душить, так что Нкойо больше не могла колдовать. Она отчаянно боролась с лозой; по шее и по рукам у нее текла кровь.
Я понятия не имела, что делать, но уж я точно не собиралась стоять и смотреть. Пусть даже мне бы пришлось сделать что-то очень скверное, как в тот день, когда я изменила спортзал. Мана была у меня под руками, а заклинание – на языке, я уже буквально чувствовала слова… заклинание истребления и уничтожения должно было разнести на части полосу препятствий, обрушить весь спортзал, если понадобится…
И тут этот никчемный Хамис вернулся за Нкойо. Он плеснул зеленой жидкостью из бутылочки на извивающиеся лозы, и несколько штук в мгновение ока вспыхнули и сгорели, так что перед ним открылась широкая брешь.
