Напрямую восточным путем без добротного каравана и внушительной охраны мне весьма доходчиво посоветовали не пользоваться. Мол, разбойники в тех местах принялись пошаливать, да из Коломнец, Ладоги и Малых Домн в последние месяцы стали приходить тревожные сведения: нежить отчего-то зачастила рыскать по окраинам. Патрули, конечно, в той стороне усилили, местность старательно прочесывали, крупные города, коих по дороге аж три штуки насчитывалось, совсем не пострадали. Но трупы одиноких путешественников все еще встречались. И кто уж тут был виноват — разбойники, погода, несчастный случай или нежить, разобраться не всегда удавалось.
— Так что попомни совета, матушка, — убежденно сказал на прощание один из извозчиков. — Не ходи по восточному пути. Болота там большие, старые, нехоженые. Говорят, до самих Пустошей тянутся, потому-то и лезут оттуда без конца эти твари. Лучше дождись каравана или на юг поворачивай, если так хочешь добраться до сына…
Ну да, каюсь, соврала для большей убедительности, что «сына единственного, чадо родное, ненаглядное» в Пустоши отправили — за небольшую провинность перед старостой. Мол, не уберегла дитятко. А теперь ищу, чтобы домой вернуть, да узнать, где он, как и что с ним вообще. Живой или нет, целый или покалеченный. Потому как писем уже второй месяц не получаю, а в Приграничье, говорят, вообще быстро расстаются с жизнями… невесть что, конечно, но для неожиданных попутчиков сойдет. Они не шибко избалованы столичными веяниями и в большинстве своем каждое красивое слово принимают за чистую монету. Разумеется, далеко не все, но мудрому, битому жизнью старцу вроде Омнира я бы и сама не рискнула откровенно врать. А предпочла бы промолчать или вовсе обойти эту тему стороной, потому что такие редкие люди чуть не с первого взгляда видят тебя насквозь, тогда как мне очень бы не хотелось показывать то, на что я сама вот уже десять лет никак не решаюсь посмотреть в открытую.
Снова оставшись одна, я ненадолго задумалась, раз за разом прокручивая в голове чужие слова. Восточный путь, южный… не хотелось бы мне задерживаться. Но и понапрасну лезть на рожон — глупо. Я все-таки не убийца и не могучий рыцарь в непробиваемых доспехах, даже не умелая воительница из древних сказаний. Не всегда мои когти окажутся лучше или быстрее стрелы, а кинжалы — не самое лучшее оружие против взведенного арбалета. Да, я быстрее, сильнее и выносливей обычного человека, я умею прятаться и неплохо скрываться. Однако открытый конфликт и кровавая битва — не моя стихия. И чем быстрее, дальше и тише я окажусь в Приграничье, тем больше у меня шансов выжить. Оберон ведь не умеет отступать — таким его создали и такой волей наделили, как наделили неутомимостью, силой, широкими крыльями (чтоб им отсохнуть прямо на лету!), целеустремленностью и безупречный чутьем. Не надо обманываться тем, что он потерял меня. Это не навсегда. История знает немало случаев, когда обероны настигали своих жертв даже после многих месяцев неустанных поисков, когда те уже и успокоиться успели, и осели, и взяться за старое надумали… я еще не выбрала свой срок, так что успокаиваться рано. Он никогда не оставит меня. Никогда не устанет искать мой след. И будет вечно рыскать, имея в качестве козыря превосходный поводок — запах моей крови, который я так неловко оставила в сокровищнице. Даже Верховный Маг не сумеет заставить его отказаться от меня — этот аромат станет его целью, единственным смыслом, и все прежние договоренности, согласно которым он некоторое время пробыл в качестве стража сокровищ, теперь потеряли всякое значение. Потому что обероны — это, прежде всего, ищейки, отличные нюхачи и безупречные охотники. А король наверняка не упустит такой шанс вернуть украденную реликвию, потому что, чудится мне, не простую жемчужину я увела у него из-под носа. Ох, непростую.
До самых Вежиц я ломала голову над появившейся проблемой. Вертела ее и так, и этак. Сомневалась, мучилась бессонницей, выбирала. Ведь полностью на слова незнакомца не положишься, надо бы проверить самой, но совать голову в пасть тигра… тьфу! и тут он!.. очевидно глупо. Это значит — потерять время и облегчить оберону жизнь. Но и не прислушаться к предупреждению нельзя. Тогда как быть? В конце концов, пришлось плюнуть на все и самой наведаться в эти Вежицы — разузнать, что почем, навести мосты и вообще… отмыться, Иир бы побрал эту пыль! А заодно, принять окончательное решение.
Как ни странно, но село мне понравилось, хотя правильнее его называть не селом, а все-таки городом. Городком, если угодно. Потому что добротная бревенчатая стена в два человеческих роста, сторожевые башенки через сто-двести шагов (тоже деревянные), неусыпно бдящие на верхушках часовые (даже днем, что совсем интересно) и очень крепкие, окованные металлическими полосами ворота сразу относили Вежицы в разряд не просто деревеньки, но неплохо укрепленного форта. Такого, где и путники могут отдохнуть, и товары свои продать, и ночь спокойно провести, не опасаясь быть съеденными заживо каким-нибудь особо удачливым упырем. И это при том, что ночью на башнях в специально отведенных жаровнях всегда горели костры, воины дежурили по двое-трое, все окрестное пространство просматривалось на три полета стрелы, потому как было тщательно вытоптано и полностью лишено растительности, а глубокий ров под деревянной стеной определенно наводил на мысли о натыканных там острых кольях. Был еще широкий подвесной мост, как в любом хорошем замке. Бдительные стражники на воротах, приличное количество вооруженных воинов внутри, да превосходно натасканная городская стража, с которой не рисковали связываться даже заезжие забияки.
— А как иначе? — удивился на мой вопрос стражник на воротах. — Приграничье близко. Дальше почти на неделю пути ни одного села окрест не будет, только Домны на севере, да Кижи с Простами на юге. Но до них еще идти и идти, а упыри, бывало, и сюда добираются, не смотря на всю армию, их форты и частые патрули. Вот и приходится нам самим о шкурах заботиться. Народу-то, почитай, тысячи две с приезжими наберется, да почти все умеют в руках меч держать или топор. Дворов стоит несколько сотен, по этой дороге всяко никуда больше не свернешь, только тут и переночуешь спокойно. Вот и делаем, чтобы тракт не хирел и не рушился.
Я скептически подняла бровь.
— Да? А почему тогда стены каменные не поставить?
— Потому, голубушка, — усмехнулся незнакомец, оглаживая густые усы и гладко выбритый подбородок. — Что нежить больно осину не любит. Камень что? Прогрызет или порушит — у них же когти длиннее твоей ладошки! А на осину им дюже плохо забираться. Если же даже сумеют запрыгнуть или испортят, то нас тут всяко больше того количества, каким они могут пробраться. Забьем, сожжем, а сами потом заново потом отстроимся. Благо осины вокруг — немерено. А камень новый придется аж от самых гор сюда волочь, да еще гномам приплачивать, чтобы пропустили. Так что нет, милая, так нам гораздо спокойнее.
