У меня все хорошо, я работаю в Дью, подмастерьем у кузнеца. Кузнец — человек грубоватый, но не злой, и я научился у него столькому, что Хегл бы, наверное, не поверил. Во всяком случае хорошее железо больше не порчу. Надеюсь, Хегл будет рад узнать, что его уроки не пропали даром.
Мы проехали Вергрен и видели по пути чудеса Фэрхэвена. Однако Фэрхэвен для меня слишком велик, и там, где я сейчас, мне гораздо лучше. У меня есть кобыла, которую зовут Меривен. Можете сообщить Лортрен, что теперь я держусь в седле гораздо лучше.
Кадара и Брид поступили в Спидларскую стражу. Последние восемь дней они патрулируют северо-западные дороги.
Климат здесь холоднее, чем в Экстине, и мне пришлось привыкать даже к весеннему льду, но в кузнице не холодно, даже когда снаружи снегу по колено. Один раз снег выпал в самом конце весны. Здешние старики говорят, что в старину, до того как Черные маги изменили мир и погоду, все в этих краях было лучше.
Того, о чем говорила Лортрен, я так и не нашел, а если нашел, то пока не понял, что именно. Надеюсь, что Килу в этом отношении повезло больше и что это письмо застанет вас в добром здравии и хорошем настроении.
Доррин.
Перечитав письмо, он вновь обмакивает перо и выводит сверху нейтральное обращение: «Дорогие родители».
Закончив с этим, Доррин откладывает письмо в сторону. Завтра его заберет Лидрал.
Лидрал... Эта женщина — верный, надежный друг и вместе с тем... Он знает, что его не влечет к ней, как к Кадаре или даже какой-нибудь певичке из таверны, но вместе с тем ее появление радует его, как радует рассвет или проглянувшее после холодного дождя солнышко. Что это — дружба?
Раздевшись, он ложится на койку, натягивая на голые плечи изношенное, но уютное стеганое одеяло. Снаружи шелестят дубовые листья и громко квакают лягушки.
Когда Доррин заходит в сарай, солнце еще не вполне осветило восточные низины, однако Лидрал уже запрягает лошадь.
— Вот письмо, — он вручает ей конверт и полсеребреника. — Этого хватит?
— С избытком, — отзывается она, держа упряжь в левой руке и принимая письмо правой. — Скажи-ка, ты вообще когда-нибудь спишь? Рейса говорит, что ты частенько работаешь заполночь.
— Долгий сон мне не нужен, к тому же Яррл разрешает использовать только самые бросовые отходы, а с ними очень много возни. Кое-что приходится расплавлять, а это дело нешуточное и опасное. Слишком сильно раскаленное железо может загореться... если не проявить осторожность, — он поднимает принесенный с собой мешок.
— Что у тебя там? — спрашивает Лидрал, отбрасывая со лба шелковистые волосы. Доррин косится на лежащую на сиденье широкополую шляпу. — Ты прав, — кивает она, — я снова нахлобучу ее, чтобы меня принимали за парня и не особо присматривались.
Когда письмо исчезает в кожаном футляре под сиденьем, Доррин, поставив на козлы свой мешок, достает оттуда модель дисковой пилы с колесным приводом. Черная сталь и полированный красный дуб поблескивают в проникающих через открытую дверь утренних лучах.
— Выглядит здорово.
— Смотри, если крутить эту ручку, пила будет вертеться. Она острая, даже пилить может. Как думаешь, можно за нее что-нибудь выручить?
— Я не продам эту вещицу, если не смогу выручить за нее настоящую цену.
— А это сколько?
— Пока не знаю, но во дворце Сарроннина хорошие игрушки покупают аж по четыре золотых. Цена недурная. А почему ты решил продать эту модель?
— Она работает не так, как надо.
— В каком смысле?
— Понимаешь... — некоторое время Доррин подыскивает нужные слова, потом продолжает: — Когда модель построена и я с ней работаю, у меня появляется возможность понять, где в чертеже были допущены огрехи. Эта штуковина... она не слишком хорошо передает силу с рукояти на лезвие. У меня тут новая задумка появилась — хочу попробовать угловой привод и маленькие железные шарики. Правда, такие трудно изготовить. Разве что делать их побольше размером.
— Ты способен изменить мир без всякой магии, — качает головой Лидрал. — И изменишь, если Белые не наложат на тебя руки раньше.
— На меня? Подмастерья кузнеца и целителя?
— Именно на тебя, — Лидрал пристраивает модель в тот же футляр, что и письмо. — Я не знаю, когда вернусь, но если понадоблюсь, ты знаешь, где меня искать. Джардиш тоже может передать мне весточку.
— Ты уезжаешь прямо сейчас?
— Мне нужно наверстать упущенное время, — отзывается Лидрал, уже ведя лошадь к выходу.
Доррин распахивает перед ней дверь пошире.
— Помни, Доррин, — говорит Лидрал, выводя лошадь и повозку наружу, — на все должна быть своя причина. Ты понимаешь это в связи со своими машинами, но то же самое относится и к отдельным людям, и к целым странам.
— Наверное, ты права... — не зная, что еще сказать, Доррин поджимает губы.
— Береги себя, — напутствует Лидрал, уже усевшись на козлы. Потом она щелкает вожжами, и повозка трогается с места.
Доррин провожает женщину взглядом, но она так и не оборачивается. Вздохнув, он бредет к кузнице. Аппетита сегодня утром у него почему-то нет.
Работу в кузне он начинает с размельчения кусков древесного угля до подходящих для горна размеров. Когда топливо подготовлено, появляется Яррл.
— Принеси ту тяжелую штуковину, — велит кузнец. — Тот большой брус, что сверху.
Доррин механически выполняет распоряжение, не переставая думать о словах Лидрал. Почему вещи таковы, каковы они есть? Пожалуй, и впрямь на все должна быть своя причина.
Прикасаясь пальцами к длинному брусу кованого железа, юноша задумывается о том, что отличает железо от меди или олова. Они разные, но почему? И чем чугун отличается от кованого железа или от стали? Почему гармонизация кованого железа делает его более твердым, чем сталь, и при этом менее хрупким?
— Доррин? Горн достаточно разогрелся?
— Почти, — отзывается подмастерье, откладывая железяку в сторону. Взявшись за верхний рычаг, он принимается равномерно качать меха. Позднее ему придется ковать гвозди, а это занятие нудное и утомительное. Да и других рутинных забот выше головы.
— Как только мы предпримем действия против Отшельничьего, здешние кандарские изменники оставят наш народ без средств к существованию, — басовито громыхает рослый и крепкий черноволосый маг, облаченный в белые одежды.
— Смело сказано, Мирал!
— Я поддерживаю Мирала, — негромко произносит хрупкий с виду чародей с короткими каштановыми волосами. — Прославленный Джеслек и благородный Стирол приложили немало сил, дабы улучшить жизнь нашего народа. Можем ли мы поступить иначе?
