— Иногда ты бываешь просто невыносим, хуже Ива!
— Ну, хуже — это вряд ли… А впрочем, все может быть.
Когда приготовления были закончены, Грэм проверил жердиной глубину и осторожно ступил в воду. Около берега вода доходила до середины лодыжек, и уже здесь чувствовалось сильное течение. Грэм надеялся, что к середине реки глубина увеличится не очень сильно, иначе он просто не сможет устоять на ногах. Говоря откровенно, плавал он неважно, но не признаваться же было в этом перед девчонками.
Дно было неровным и каменистым, и Грэм ступал осторожно, перед каждым шагом измеряя жердиной глубину впереди себя. Медленно, но верно дно уходило все глубже, и, пройдя примерно треть путь до другого берега, Грэм оказался в воде по пояс. Течение упорно волокло его на камни, бороться с ним было сложно, но можно. Грэм только опасался за девушек — при их небольшом росте вода дойдет им до подмышек, да и хватит ли у них сил противостоять течению? Перенесу на руках, решил Грэм. Уж на это-то меня достанет.
Выше, чем по пояс, вода не поднялась, и Грэм благополучно добрался до противоположного касотского берега и вернулся к девушкам промокший насквозь, но довольный.
— Ну, наконец-то! — встретила его изнывающая от нетерпения Ванда. — Как, по-твоему, мы сможем здесь переправиться?
— Вполне.
— Надо же, какое везение. Даже странно.
— Да, везение необыкновенное.
— Как бы не обернулось бедой, — бурчала Ванда.
Грэм усмехнулся.
— В твои-то лета — и такой пессимизм? Выше нос! Боги благоволят к нам.
— Просто как-то это… неожиданно: вот так, сразу, отыскать переправу… ну что ж, раз нам так повезло, остается только ждать возвращения наших разведчиков. А пока давайте вернемся в лагерь. Тебе, Грэм, надо бы обсушиться у огня.
В самом деле, Грэм был мокрый насквозь, хоть отжимай. Он, правда, не думал, что сидение у костра в такой теплый день чем-то поможет делу; однако вернуться в лагерь было необходимо — бесцельно бродить по лесу, рискуя привлечь к себе внимание касотцев, не стоило.
В их отсутствие лагерь никто не потревожил. Развели маленький костерок, неспешно приготовили скромный обед и неспешно же поели; Ванда была необычайно задумчива и все о чем-то вздыхала; Корделия тоже была не особо разговорчива — и слава Двенадцати, повторения недавнего разговора Грэму не хотелось.
День прошел без происшествий; девушкам было откровенно скучно, а ведь предстояло ждать, самое меньшее, еще один день. Грэм советовал им отоспаться, пока есть возможность. Кто знает, что ждет их по ту сторону Серебряной! Сам он не замедлил последовать собственному совету и сразу после трапезы отправился на боковую, велев разбудить его немедленно, если кто-нибудь увидит или услышит что-нибудь подозрительное.
Никто его не разбудил.
Ночное дежурство он взял на себя, справедливо рассудив, что в ночном лесу толку от девчонок будет немного. Он и сам совершенно запутался в многообразии лесных звуков, и в темноте вскидывался на каждый писк. Опыт его лесной жизни был невелик; много лет назад, еще в юности, некоторое время он провел в лесу, в компании разбойников, но тогда ему было не до того, чтобы постигать хитрости лесной жизни — совсем другие заботы его одолевали.
Миновала ночь; потянулся длинный, скучный бессолнечный день. Было по-прежнему тепло, но небо затянули тучи, и под лесным сводом воцарился зеленоватый сумрак. Грэма от безделья и ожидания тянуло в сон; дабы бороться с сонливостью, он то и дело спускался к речушке освежиться. Холодная вода приятно бодрила. Ванда тоже маялась бездельем и то уходила в шатер — видимо, в надежде задремать, — то увязывалась за Грэмом к реке, хотя он ее за собой и не звал. Корделия, как обычно, была спокойна — или, скорее, просто хорошо скрывала истинные чувства, — и бродила вокруг лагеря, собирала раннюю землянику. Ее светлая рубашка мелькала между стволами; Грэм приглядывал за ней одним глазом. Держаться поблизости он ее не просил — надеялся на ее благоразумие.
Целую пригоршню земляники Корделия принесла ему; он с благодарностью принял угощение, но полакомиться от души не удалось — почти все ягоды потаскала у него Ванда, оказавшаяся страшной сладкоежкой. Она подскакивала, брала одну-две ягодки и уходила опять, пока Грэму не надоело это мельтешение и он не предложил ей забрать сразу все, что осталось. Ванда почему-то на его предложение обиделась и больше землянику него брать не стала, так что пришлось ему доедать самому…
Уже вечерело, когда мягкое перешептывание засыпающего леса нарушил новый звук — звук хрустящих под лошадиными копытами веток и шелест раздвигаемого кустарника. Сидевшего у костра в задумчивости Грэма так и подбросило. Девушек тоже — но они явно не ожидали никого чужого, и лица их так и просияли радостью. Пришлось эту радость остудить, чтобы не накликать беды. Грэм жестом велел им молчать и укрыться в шатре, а сам, обнажив меч, пошел на звук. Не хотелось ему дожидаться, пока неведомые гости набредут на лагерь, если уж и встретиться с ними — то в стороне. На то, что пришлецы пройдут мимо и лагерь не заметят, у Грэма особой надежды не было; везение их, пожалуй, исчерпалась еще вчера, когда они так удачно нашли брод. Испытывать благосклонность богов и дальше он побаивался.
Он даже не пытался скрываться — исконно городской житель, к тому же — посвященный тайн Фекса, он умел быстро и бесшумно передвигаться по улицам и помещениям, — но в лесу это умение становилось бесполезным. Да он и хотел привлечь к себе внимание (и отвести внимание от оставшихся в лагере девушек).
Едва производимый им шум достиг слуха, пришлецов, его тут же окликнули:
— Эй! Кто там?
Грэм перевел дыхание, узнав голос Ива.
— Его величество колдун-император Барден! — крикнул он в ответ. — Эй, вы ломитесь через лес, словно стадо мамонтов; не боитесь набрести на касотский разъезд?
— Это Грээээм! — разнесся по лесу радостный вопль Оге. — Эге-гей, Грэм! Это мы! — и вдруг резко осекся — очевидно, схлопотал заслуженную оплеуху от Ива.
— Вы всю дорогу так орали? — полюбопытствовал Грэм, раздвигая кусты и выходя прямо на всадников.
Ив стрельнул в него угрюмым взглядом:
— Кое-кто орал бы, дай ему волю. Мне просто удивительно, как нас не схватили касотцы.
— Мне тоже, — согласился Грэм, оглядывая развеселого Оге. — Давайте же скорее в лагерь, девушки вас заждались.
Едва молодые люди спешились, как Ванда тут же бросилась обнимать их — сначала Ива, потом Оге; рыжего она даже расцеловала в обе щеки, как брата. Оге так и покраснел от удовольствия, на лице же Ива не появилось даже проблеска улыбки. Он был определенно в дурном расположении духа (а впрочем, когда он бывал в добром расположении? Грэм таким его еще не видел), зол и чем-то сильно озабочен.
