Эрилин отвечала с улыбкой, сначала с вымученной, а потом просто по инерции, не в силах ответить грубостью на доброжелательность хозяйки.
Когда ужин подошел к концу, принцесса вздохнула с облегчением. Она чувствовала себя раздавленной, а прекрасная женщина, сидящая рядом с Гэбриэлом и то и дело берущая его за руку, вызывала в ней безумную ревность. Он отвечал ей такой же лучезарной улыбкой и казался совершенно счастливым. Вот Лигас склонилась и прошептала что-то ему на ухо, он засмеялся...
- Что ж, - провозгласила хозяйка, когда убедилась, что гости сыты, - я вижу, вы устали. Сегодня отдохните, выспитесь, а завтра устроим праздник, - ее тонкий длинный палец с безупречным маникюром уперся Гэбриэлу в грудь, Эрилин захотелось спрятать ободранные руки под стол, - праздник, - строго повторила Лигас, - и не спорить, я не позволю тебе смыться так быстро, как в прошлый раз.
Гэбриэл смиренно поднял руки, сдаваясь.
- Ладно-ладно, если тебя это порадует.
- Еще как, - отрезала она, своим тоном заранее предупреждая, что не потерпит возражений.
Когда все встали из-за стола, Лигас повела их на второй этаж, чтобы показать комнаты. Эрилин казалось, что она не просто идет, а плывет, несмотря на то, что на ней были туфли на высоких каблуках. Эрилин бы на таких непременно сверзилась с лестницы и свернула шею.
- Прошу, - великодушно показала она на двери комнат, - проходите, располагайтесь. Белье только что поменяли. На столе вино, вода и фрукты, угощайтесь и чувствуйте себя, как дома.
Джоф расплылся в благодарной улыбке, пожелал всем спокойной ночи и скрылся за первой дверью.
Эрилин взялась за ручку своей двери, помедлив. Впервые за вечер она подняла на Гэбриэла глаза.
Он беспечно улыбался, обнимая Лигас за талию одной рукой.
- Все хорошо, - заверил Гэбриэл, прочтя тревогу в ее взгляде, и видимо, найдя ей неверную причину. - Отдыхай, здесь мы в безопасности.
Эрилин подавленно кивнула и толкнула дверь, Гэбриэл же, не дожидаясь, пока она исчезнет, подхватил Лигас на руки. Оба, смеясь, скрылись в комнате в другом конце коридора. Вместе.
Когда дверь за ними захлопнулась, слезы сами хлынули из глаз. Хорошо хоть сдержалась, и никто их не видел.
Эрилин заперлась и прижалась лбом к прохладной поверхности двери с обратной стороны. Хотелось выть и валяться по полу. Вместо этого она просто стояла, чувствуя, как горячие слезы сбегают по подбородку.
***
- Ну, и что это за концерт по заявкам? - строго поинтересовалась Лигас, едва за ними закрылась дверь.
Гэбриэл скривился.
- Так заметно?
- О, ну девчонка-то купилась, - заверила Лигас, не сводя с него хитрых лисьих глаз, - наверняка, пошла рыдать в подушку, - Гэбриэл нахмурился. - Ой, только не говори, что ты не этого добивался. Мне, конечно, приятно тебя обнимать, брать за руку и все такое... Но у мне показалось, что еще минута, и ты завалишь меня прямо в коридоре, чтобы продемонстрировать ей, что тебе на нее начхать, - на ее губах заиграла лукавая улыбка: - Пойми меня правильно, я не против, но я терпеть не могу, когда ты так себя ведешь.
- Как? - он сделал невинные глаза.
Лигас отступила на шаг и сложила руки на груди.
- Так, быстро снял все свои маски и убрал в комод! - в ее голосе появились стальные нотки. - Это же я, помнишь? - она сбавила напор и снова подошла ближе, коснулась щеки. - Это я, - повторила Лигас уже совсем ласково, - ты знаешь меня почти десять лет, не надо при мне играть роли.
Плечи сами собой расслабились. Лигас была права, он знал ее почти целых десять лет, и она была единственным человеком в целом свете, кому Гэбриэл доверял, как себе, и кто знал о нем абсолютно все.
Гэбриэл устало опустился на стул у маленького столика у окна. Он так долго улыбался этим вечером, что от фальшивых улыбок сводило лицо. Лигас села напротив, не сводя с него тревожных глаз.
Почти десять лет...
Гэбриэл растянулся на постели, закинув руки за голову. Как же хорошо и тихо, до восхода солнца еще несколько часов, и можно просто расслабиться.
Девушка лежала рядом, одной рукой она подперла голову, а второй играла его волосами.
Гэбриэл улыбнулся, поймав ее пристальный взгляд.
- Почему ты так смотришь?
Она дернула плечом.
- На тебя приятно смотреть. Почему бы и нет, а? Мне редко нравятся те, с кем я сплю, - она перекатилась на живот и легла ему на грудь. - А знаешь, мой милый мальчик, ты делаешь успехи, - потом рассмеялась и спрятала лицо за своими густыми огненно-рыжими волосами.
Гэбриэл зарделся. Лигас была его первой и единственной любовницей, можно сказать, учителем. Считалось, что, помимо боевых искусств, члены Братства должны быть и превосходными соблазнителями, перед которыми не устоит ни одна женщина, пусть даже сама королева. Поэтому, когда воспитанник достигал возраста четырнадцати-пятнадцати лет, Сентас время от времени приводил к ним женщин.
Гэбриэл очень тепло относился к Лигас, и был счастлив, что Сентас Рей ничего не имеет против того, что он всегда остается именно с ней, а не с другой женщиной. С ней можно было не только "учиться", но еще разговаривать, не о Братстве, преданности ему и великих целях, а на простые человеческие темы. Он не испытывал к ней высоких чувств, которые в книгах называли "любовью", но с ней ему было хорошо и спокойно.
Лигас была старше его на добрые десять лет. Прекрасная молодая женщина с зелеными лисьими глазами и огненно-рыжей копной кудрявых волос, получающая деньги за искусство любви.
Как-то раз Гэбриэл спросил ее, почему она выбрала такой заработок, а не вышла замуж, не завела детей. Тогда Лигас только отмахнулась и сказала, что больше ничего не умеет, а ее работа ей нравится. Ее взгляд говорил обратное. Но больше Гэбриэл не спрашивал, он умел не задавать вопросов, когда видел, что они могут ранить.
Лигас снова тряхнула волосами и убрала их от лица, потом посмотрела в окно.
- Скоро рассвет, - в ее глазах мелькнуло что-то необычное.
- Что с тобой? - он легко коснулся ее щеки, вынуждая повернуться к нему. - Что-то случилось?
- Да нет, - ее улыбка была мягкой и успокаивающей, - все хорошо.
Эта улыбка напомнила Гэбриэлу улыбку женщины, которую он видел в одной из деревень, куда ездил с Сентасом Реем. Женщину приговорили к смертной казни и вели к месту приведения приговора в исполнение, а из толпы вдруг выскочил ее пятилетний сынишка... Она улыбалась ему именно так, говоря, что все хорошо, и он должен бежать домой к отцу.
Сравнение обожгло, он напрягся.
