– Оставь домыслы и сосредоточься на более приземленном: собранные материалы надо побыстрее переправить на базу. Ты собираешься делиться информацией с Алавером?
– Собираюсь. Он просил.
– В полном объеме? Я бы посоветовал кое-что попридержать. Исключи из отчета сделанные мною фотографии – Конторе вполне хватит записей «марсохода». Другая планета, физические параметры среды, результаты спектрального анализа грунта, несколько образцов, взятых машиной. Им надолго хватит, все равно данные передадут в какой-нибудь накрепко засекреченный центр, пока там раскрутятся, пока осознают каковы перспективы, много воды утечет.
– И в чем тут глубокий смысл? – озадачился Славик.
– В рукаве всегда должен оставаться козырь. Возможность авторитетно заявить дяденькам из солидных кабинетов: я знаю больше чем вы думали. Возникло острое желание сунуться в запретную для простых смертных область? Помешать я не смогу, но предупреждаю сразу: вас там сожрут без перца и соли, вот доказательства. Запомни раз и навсегда: ни за что не предоставляй полную информацию об открытых тобой секретах! Как сказали бы в романе начала двадцатого века, аргус должен оставаться фигурой окутанной легкой дымкой таинственности. В этом сила хранителей Дверей – вы не такие как все.
– Это даже Лоухи заметила. Назвала меня «чужаком», будущее которого от нее скрыто.
– Послушай старую женщину, ведьма знает, о чем говорит. Знаешь что? Хватит с тебя стрессов и потрясений. Предлагаю запереть Дверь, ключ сдать в банковскую ячейку на хранение, а тебе и Алёне в ближайшие дни уехать со мной. Покажу базу в Сен-Клу, навестим Серегу в госпитале, попутно начнешь знакомиться с основным проектом…
– Рехнулся? – опешил Славик. – Вот так все бросить и уехать?
– Что бросать-то? Привычный образ жизни? Аргус всегда перекати-поле, привыкай. Собаки или кошки у тебя нет, кактусы отдашь соседке. Выбросил ненужное из холодильника чтобы не протухло, вырубил электричество, закрыл дом – и езжай себе. Понимаю, географическая и социальная мобильность для русского человека кажется чем-то неестественным, ты привязан к дому, к городу, к насквозь знакомой обстановке… Но посмотри на Алёну. Она полмира объездила и везде чувствует себя комфортно.
– Уговариваешь?
– Просто советую. Хозяин-барин, на аркане тебя никто не тащит.
– Я подумаю.
* * *
22 февраля 2009 года все трое – Славик, Алёна и Иван вылетели регулярным рейсом в Париж.
Несколько дней спустя дней аргус и его подруга оказались в Вадуце, столице княжества Лихтенштейн, по личному приглашению барона Альберта фон Фальц-Фейна – старик болел, отчего гостей пришлось принять в отдельной палате госпиталя «Вальмон-Жинолье».
Разговор продолжался всего сорок минут, больше не позволили врачи.
Интермедия
ТОЛСТАЯ ЗАДНИЦА КАПИТАН МАРСИНЬИ
Королевство Франция, Париж,
Ночь с 3 на 4 октября 1307 года.
Святые Жермен и Дени, какая безумная ночь!
Представьте: на улице Медников двойное убийство, не где-нибудь, а в Ситэ пьяная потасовка, мессиры ваганты из Университета веселились – не обошлось без поножовщины; на берегу Еврейского острова обнаружился мертвый новорожденный, мало того, что утопленный, так перед тем еще и задушенный грязным льняным платком.
С вечера начал поступать поток жалоб – от откровенно идиотических («Жалоба Жеана из Витто, скорняка, об оскорблении его соседом Жеаном, который назвал его чесоточным и не единожды плюнул ему на башмак…»), до вполне серьезных, которыми назавтра может заинтересоваться господин прево – из церкви Марии Магдалины похищена дарохранительница, с подарками храму от графа де Редэ, заезжавшего в Париж на праздник святого Ремигия.
Сюда же добавим четыре кабацкие драки и две обычные, две пропавшие лошади и потерявшийся ребенок (мессира де Марсиньи давно уже начали беспокоить сообщения о похищении детей – с позапрошлой весны началось, не меньше двух-трех детишек за месяц пропадает)…
Тяжелая ночь, а Париж – тяжелый город.
Темно, хоть глаз выколи. Хорошо, городская стража ходит с факелами, запас которых можно пополнить в любой кордегардии, а так – ни огонька. Почтенные обыватели спят, плотно затворив ставни. Только по периметру Луврского замка, на Нельской башне да на некоторых отелях особо приближенных к королю дворян светятся тусклые, холерно-желтоватые огоньки фонарей или догорающие факелы.
И на Старом Тампле, конечно.
Сентябрь в этом году выдался холодный, с непрекращающимися дождями, постоянным ветром – в прежние лета Булонский лес, что раскидывается сразу за городской стеной, на северном берегу Сены в октябре шелестел жухлыми листьями, а ныне деревья уже две седмицы стоят голые, что твои скелеты из оссуария кладбища при аббатстве Сен-Жермен.
Едва из города выедешь – грязища на дорогах непролазная, лошади в глине, бывало, по брюхо увязали. Про повозки и говорить нечего. Это на юге, в Провансе и Лангедоке, сушь да солнышко – лето словно и не кончается. А столица медленно но верно превращается в полное подобие римской cloaca maxima: вонь, грязища, горы навоза на улицах, особенно окраинных, золотари обленились, мусор не вывозится не смотря на строжайший приказ прево Парижа, который в свою очередь получил изрядный нагоняй от грозного Филиппа Капетинга и хранителя королевской печати, мессира Гийома де Ногарэ.
И дождь, дождь, дождь… Кажется, пройдет еще немного времени, город сгниет, как изъеденный язвами прокаженный.
А ведь завтра король снова останется недоволен – на 4 октября, день святого Кондратия, назначен выезд его величества из Консьержери на мессу в аббатство святого Дионисия, что на горе Мучеников, иначе именуемой Монмартром. Двору придется обонять малоприятные ароматы правого берега Парижа. Однако за одну-единственную ночь ничего изменить невозможно, как нельзя изменить сам огромный город.
Капитан Марсиньи поежился и сипло ругнулся под нос – с покатого, украшенного желтыми королевскими лилиями шлема стекла струйка омерзительно-холодной дождевой воды, попав за шиворот, под стеганку и кольчугу.
Мокро, холодно, гадко! Будь проклят тот день, когда молодой и полный надежд Арно де Марсиньи, младший и ненаследный баронский сын из Аквитании приехал в этот жуткий город! Да, сейчас по прошествии двадцати лет беспорочной службы в судебном округе Парижа он получил высокое звание капитана, скопил достаточно денег, чтобы уйти из гвардии королевских сержантов, наконец жениться и обосноваться в каком-нибудь скромном городишке в Иль-де-Франс, существовать на причитающуюся от казны ренту, но…