Пора… пришло тебе время начать свой путь… прийти к тому, кто оказался меж двух огней, меж двух народов и двух миров. Ты станешь его спутником… и будешь направлять его… дабы однажды похитил он сердце сестры мертвых.
Малец выпустил из зубов пучок травы, хотя крохотные семена прилипли к его носу. Он пытался «вспомнить», что еще крылось за этими словами его сородичей.
Миссия, о которой они вели речь — завоевать сердце сестры мертвых и отнять ее у Врага, — была отчасти причиной того, что он решил принять смертный облик… и это Малец осознал ясно, но другие воспоминания так и остались подернуты зыбкой, неясной дымкой. Его новое сознание, помещенное в плоть, не в силах было вместить все то, что он знал и ощущал, будучи стихийным духом. Пребывание в смертной плоти напрочь отгородило его от единства разумов, которое представляли собой его сородичи. Лишенный памяти, Малец вынужден был полагаться лишь на их указания.
Он понимал, однако, что сейчас ему напомнили, ради чего он по собственной воле решил родиться смертным.
И Малец помчался назад, в селение, по которому привольно бродили его «мать», сестры и братья.
Эльфов в селении было сейчас немного: одни были заняты повседневными трудами, другие ушли добывать пропитание в чащу леса. За почти три месяца «жизни» Малец неплохо выучил эльфийский язык. Эти странные звуки — и слова — отзывались в его сознании мимолетными искорками воспоминаний. Именно таким образом он и освоил речь эльфов, хотя само понятие «речь» казалось ему чересчур ограниченным способом передачи мыслей.
Жилища эльфов были частью леса. Огромные деревья выращивались так, что в их могучих стволах оставались полости, служившие теплыми и сухими комнатами. Терновник и плющ, оплетая нижние ветви деревьев, образовывали беседки и ширмы, в чьей тенистой прохладе хозяин дома, его домочадцы и друзья отдыхали в жаркий полдень или же собирались для совместных трапез. Почву между деревьями покрывал желтовато-зеленый мох, на котором Малец частенько валялся или же устраивал игры со своими сестрами и братьями.
Сейчас он свернулся клубком перед аркой из плюща, которая очертила вход в огромный кедр с искусственно выращенной полостью. Дерево выросло до таких гигантских размеров, что десяток взрослых мужчин, взявшись за руки, не сумели бы обхватить его ствол. В нем жила одна семья. Малец ждал, не обращая внимания на подначки сестер и братьев, которые безуспешно зазывали его поиграть.
В сумерках к дому пришла пожилая женщина.
Ее плащ, капюшон, куртка и штаны из мягкой шерсти — все было темно-зеленого цвета, такого темного, что иногда он мог показаться черным или темно-серым. Лицо женщины было сурово и бесстрастно. Паутинки морщин вокруг больших миндалевидных глаз и маленького рта неоспоримо свидетельствовали о том, что она достигла почтенных лет, хотя и не разменяла еще первую сотню. Малец заглянул в ее глаза — и ощутил тревогу, решимость, которая не оставляла места сожалениям, и застарелую боль.
Из полости кедра выглянули юные эльфы, мальчик и девочка. Их волосы были аккуратно заправлены за узкие остроконечные уши.
— Эйллеан! — с восторгом и благоговейным трепетом прошептала девочка.
Женщина окинула их взглядом и мягко улыбнулась. Малец видел, что эта улыбка — лишь дань вежливости, за которой нет ничего.
В сознании девочки промелькнуло воспоминание, и Малец увидел, как она в чаще леса, в уединении предается ребяческим фантазиям, играя «в Эйллеан». Древний дуб в ее воображении представлял собой Аойшенис-Ахарэ, Вельмидревнего Отче. Она будет служить своему народу, как великая Эйллеан.
Мальца удивило, что мыслящее существо мечтает быть не собой, а кем-то другим, что просто невозможно. Он взглянул на образ пожилой женщины в мыслях и воспоминаниях девочки — и узнал гораздо больше, чем могли бы сказать ему слова. Не только о том, кто эта женщина, но и что она такое.
Анмаглахк.
Тайные воины, хранители и доверенные исполнители воли Вельмидревнего Отче, они жертвовали домом и кровом, уходя за пределы уединенных эльфийских земель, дабы охранять их мир и покой. Будучи отдельной кастой, не связанной ни с каким кланом, они тайно трудились в землях людей, дабы предотвратить любое зло, которое может угрожать их народу.
Эйллеан остановилась на поросшей мхом прогалине, и за миг до того шорох мха под ее ногами принес Мальцу еще одно послание от его бестелесных сородичей, стихийных духов: она — та, что приведет тебя к мальчику.
Эйллеан, чье имя означало «Кулик-песочник», наблюдала за тем, как сестры и братья Мальца возятся и играют на желто-зеленом мху. Когда взгляд ее остановился на Мальце, его захлестнуло волной воспоминание Эйллеан.
Он увидел мальчика-полуэльфа со светлыми, почти белыми волосами, который притаился за домом, стоявшим на берегу озера. Внук Эйллеан, Лиишил, чье имя означало «Расцвеченный Дождем» или «Цвет Слез Мира», никогда в жизни не видел свою бабушку. Пробираясь по землям, где он жил, Эйллеан задержалась, чтобы взглянуть на него с дальнего берега озера. Из вод озера вырастала каменная крепость, и мальчик, прежде чем проскользнуть в дом, украдкой бросил на нее беглый взгляд.
Эйллеан снова поглядела на сестер и братьев Мальца, а затем присела на корточки перед ним.
Малец сел и пристально воззрился в большие янтарные глаза женщины.
Его вид пробудил в ней давнее воспоминание из ее собственного детства — годовалый маджай-хи бежит по лесу. Малец ухватился за это воспоминание и повторял его снова и снова, вместе с образом одинокого мальчика-полуэльфа. Наконец два воспоминания накрепко связались между собой.
Ни один эльф нипочем не стал бы забирать маджай-хи из леса, потому что эти создания обладали собственной волей и были тесно связаны с землями эльфов. Малец знал, что мог бы надавить на Эйллеан, подчинить себе ее волю, но не стал этого делать.
Эйллеан сдвинула брови, прищурилась, разглядывая сидевшего перед ней щенка. И чем дольше она смотрела, тем прочнее запечатлевался в ее памяти образ этого щенка.
Малец увидал самого себя глазами Эйллеан — и несколько раз повторил эту картинку, увязав ее с обликом мальчика по имени Лиишил.
Эйллеан нахмурилась, вид у нее стал озабоченный, словно то, что она обдумывала, было безнравственно.
Малец приподнялся на задних лапах, передними оперся о колени присевшей перед ним женщины и, ткнувшись носом в ее смуглое треугольное лицо, коротко гавкнул.
Эйллеан изогнула тонкую, оттянутую к виску бровь. Залаяв, Малец еще раз всколыхнул в ее сознании воспоминания о маджай-хи и Лиишиле. Она подняла щенка, обхватила ладонями — смуглыми, изящными, обманчиво хрупкими.
