От поверхности до маслянистой жидкости около полуметра: прилег на краю ямы и опустил руку в черную жидкость. Когда вытащил, сомнений не осталось: вязкая черная жидкость облепила руку словно перчатка, тяжелые капли падали вниз. Понюхал немного неприятный, но узнаваемый запах углеводородов. Даешь освещение городов, зажигательные бомбы, транспорт на бензиновом двигателе — на минуту я даже замечтался, но быстро пришел в суровую реальность. Транспорт нам не под силу, но сделать керосиновые горелки вполне реально.
Долго очищал руку в морской воде, нефть не хотела смываться, не знаю, такая липкость это хороший признак или нет. Зачерпнув ракушкой немного нефти, выбил искры, чтобы падали на нефть. При жаркой погоде испарения полыхнули, нефть воспламенилась, заставив Санчо разинул рот от удивления. Горящую жидкость неандертальцу видеть не приходилось, мне снова удалось поразить его воображение. Почему-то Санчо решил, что горящая нефть представляет для меня угрозу. Схватив горящую раковину, отшвырнул ее подальше, при этом часть горящей нефти попала ему на руку. Дико взвыв, неандерталец в два прыжка влетел в море, погружая руку в воду. Отлетевшая ракушка упала на камни, нефть разлилась и теперь горела на земле.
В этот момент я понял, как именно возьму Ондон и чем поражу воображение Амонахес, сломив их волю к сопротивлению. Нефть, разлитая в глиняные сосуды с узким горлышком, где кусок пропитанной нефтью ткани будет выполнять функцию затычки и запала одновременно. Осталось придумать компактный камнемет, чтобы установить его на драккарах и обстреливать город: поджигая запал, швырять горшки с нефтью на ощутимое расстояние. От падения горшки разобьются, а разлившаяся нефть вспыхивать от запала, охватывая большую площадь.
Осмотрел руку Санчо, волдырей нет: толстая кожа неандертальца и в этот раз сослужила ему хорошую службу. Нефть тем временем догорела, и от темного пятна на камнях вился черный дымок.
— Санчо, собирай устрицы, пойдем домой. — Сегодня должен вернуться «Варяг», есть чем озадачить американцев. Недоверчиво глядя на пятнышко на камнях, неандерталец стал собирать устрицы, сорвав с плеч шкуру-накидку, обнажая страшные шрамы. Даже мне всё еще трудно смотреть на эти рубцы неправильно сросшихся слоев мышц и кожи. Сразу, когда неандертальцу стало лучше, хотел заштопать его, но, к моему удивлению, края раны заживали первичным натяжением. Кроме того, всего моего шовного материала не хватило бы, чтобы ушить все его повреждения. Зажив, образовались такие страшные рубцы и шрамы, что видевшие Санчо обнаженным, отводили взгляд.
На обратном пути зашли в рыбацкую артель. До сих они просто приносили излишки рыбы в Кипрус. Зачастую невыгодно для себя обменивали на нужные товары. С введением денег в оборот профессия рыбака станет прибыльнее. Мне нужно найти соль: каждый раз мы привозили соль вместе с партией колонистов, но это мизерные запасы. Со временем соль станет одним из предметов торговли Плажа, который вообще богат полезными ископаемыми, Кипр тоже уже дал понять, что здесь есть разные руды, обнаружилась нефть. Пока от рыбаков шли в резиденцию, решил на пару недель отложить визит к озерным Луома. Сейчас гораздо важнее наладить металлургическое производство и нормально обследовать остров.
«Варяг» появился ближе к вечеру: по осадке судна можно было сразу понять, что корабль загружен основательно. Кроме глины половина трюма загрузили коксом, никелево-свинцовыми чушками и двумя комплектами раций с самолетов. На мой вопрос, зачем рации, если их не удалось оживить, Тиландер уклончиво ответил, что есть одна задумка.
Пригласил американцев на ужин и поделился новостями о найденной нефти. Лайтфут обрадовался и сразу начал продумывать вариант использования нефти вместо угля в процессе плавки металлов. Подождав, пока утихнет восторг Лайтфута, сразу обозначил свое видение использования нефти в военных целях.
— Вам словосочетание «греческий огонь» о чем-нибудь говорит?
— Это олимпийский огонь? — предположил Лайтфут, а Тиландер просто отрицательно покачал головой. Мне даже стало неловко за американскую систему образования. У нас каждый школьник знает, что так древние греки называли зажигательную смесь на основе нефти.
— Нет, это специальная смесь на основе нефти с добавлением извести, жиров и прочей ерунды, которой греки поджигали деревянные корабли противника. Ну вроде напалма, что вы использовали во Вьетнаме.
— Во Вьетнаме? — хором переспросили американцы.
— Не хотите вспоминать позорную страницу? — засмеялся я, лишь потом осознавая, что вьетнамская война началась спустя десять лет после исчезновения американцев. Минут двадцать пришлось отвечать на вопросы про войну во Вьетнаме, больше основываясь на кинофильмах. Оба собеседника сидели подавленные, они не могли осознать, как их большая и могучая страна могла проиграть войну отсталой азиатской стране. Не стал говорить про помощь СССР вьетнамцам, это ничего не меняло, а у нас сложились отличные дружеские отношения.
— Хорошо, что я этого не видел, — задумчиво произнес Тиландер после моего рассказа. Нел подала малиновый чай, пару минут стояла тишина, нарушенная Лайтфутом.
— Сэр, вы хотели рассказать про греческий огонь. — Тиландер, одобрительно хмыкнув, поддержал вопрос.
— Это горючая смесь, как я уже говорил, на основе нефти с добавлением других веществ, чтобы усилить горение. Горит долго и с большой температурой, водой не гасится. Можно только закидать песком, да и то не всегда. Мы можем, используя такой вариант, взять Ондон практически без потерь. — Посмотрел на американцев, у обоих сосредоточенные лица, переваривают услышанное. — Так вот, — продолжил пояснения, — все, что нам требуется — камнеметная машина, способная швырнуть горшок с нефтью достаточно далеко. Про «коктейль Молотова» вы, конечно, слышали? — Сегодня просто день удивлений, американцы никогда не слышали это словосочетание, даром, что попали в этот мир практически сразу с войны. Минута на объяснение, как работает вышеупомянутый коктейль, и Тиландер задает вопрос:
— Они же будут пробовать его потушить, разве не так?
— Так, но мы подберем такие компоненты, что вода только усилит горение, внося дополнительную суматоху и страх. Жаль, у нас нет извести, она нам бы пригодилась и здесь, — подвел я итог.
— Вы об извести, которой белят? — Лайтфут улыбнулся.
— Да, а почему ты спросил, Уильям?
— Мы получали негашёную известь, прокаливая мел в своей домне. Отец нелегально подрабатывал этим бизнесом. Недалеко от нас разрабатывали меловый карьер, и мы периодически возили с карьера мел, прокаливали его и получали известь. Затем, расфасовав, продавали соседям за полцены, потому что из-за Великой Депрессии в США цены на известь сильно взлетели.
— Ты хочешь сказать, найди мы мел, ты мог бы получать негашёную известь?
— Это проще простого, — снова улыбнулся Лайтфут. — Меня даже покоробила эта улыбка, подавив раздражение, констатировал:
— Может и проще простого, но только мела нет, и, насколько мне известно, его добывают в карьерах, так как мел является осадочной породой, образованной из окаменелостей беспозвоночных сотни миллионов лет назад. А у нас нет ни знаний, ни сил вести геологическую разведку в поисках этих окаменелостей.
После моего монолога заулыбались оба американца. Заметив на моем лице признаки недовольства, Тиландер поспешил меня успокоить:
— Со всем уважением, сэр, мел это не проблема, потому что мы знаем, где он есть. — До меня смысл сказанного дошел секунд через пять.
— Вы знаете, где есть мел? Залежи мела или пара кусков?
— Когда второй лейтенант Роберт Гербер погиб сорвавшись со скалы, мир его праху, — Лайтфут перекрестился, — мы с Германом рыли ему могилу, чтобы достойно похоронить. На глубине полуметра наткнулись на легко крошащуюся белую каменистую породу. Это точно мел, доподлинно вам говорю, сэр, уж я-то мел хорошо знаю, столько прокаливал его в домне отца.
— И много его там? — спросил, едва скрывая нетерпение и желание броситься на поиски залежей мела прямо сейчас.