— Возвращаемся в реальность, — ответила она с некоторой печалью в голосе. — Но реальность… не сама по себе. Она то, во что ее превращаем.
Бобик вскочил, ринулся к арбогастру и сердито гавкнул. Тот перестал хрустеть камешками, повернулся к нему задом, но Бобик благоразумно отскочил.
Арбогастр презрительно фыркнул и рысью подбежал к нам, посмотрел с иронией на лошадку Боудеррии.
Я помог, несмотря на сопротивление ее хозяйки, подняться в расписное седло, сам вскочил как можно бодрее, Боудеррия хоть и друг, но еще и женщина, кто бы подумал, что такое возможно.
Боудеррия с сердитым видом разобрала повод, в самом деле все еще чудится, что позорю ее мужской помощью, словно какой-то там беспомощной кокетливой даме.
Бобик весело скалит зубы, вид у него таков, что все понимает. Она оглянулась, сказала зябким голосом:
— Не представляю, как это все исчезнет?.. Мне даже лягушек и муравьев жаль, как будто они родные!
Я покосился с удивлением, вот уж не ожидал от воительницы такой сентиментальщины.
— Вообще-то, — сказал я, — мы родня не только с Адамом. — Да-да, с лягушками и муравьями тоже. Как со всем животным и неживотным миром!.. До Адама Господь создал солнце и звезды, потом из того же материала, чуть перелепив его по-другому, создал землю, деревья, а затем самых простых таких дочервячков, их амебами зовут… Мы с ними тоже родственники, как и со всем на свете!.. Затем Господь творил существ все сложнее и сложнее, наконец создал человека, который тоже плоть от плоти этого мира!.. А вот эти инозвездные чужаки — уже совсем другое.
Кони медленно пошли рядом, поглядывая друг на друга, Боудеррия спросила с интересом:
— Почему? Чужаки больше похожи на людей, чем наши лягушки!
— То, что похожи на людей, — ответил я авторитетно, — не весьма довод. И мы похожи на рептилий, от которых произошли. У нас тоже два глаза, как у жаб и ящериц, даже по пять пальцев на каждой лапе…
Она сказала с недоверием:
— Ну и шуточки у вас, сэр Ричард.
— Какие?
— Что мы от рептилий, — ответила она с достоинством. — Моя мать вовсе не рептилия. Еще какая не рептилия!
— А-а-а, — протянул я, — я имел в виду наших более далеких предков.
— Вы имеете в виду, — уточнила она, — тех, которые на знаменах рода?.. Я больше видела львов да медведей, но рептилий…
— Рептилии были еще раньше, — заверил я. — Великолепные и грозные! Под их поступью дрожала земля, звери разбегались в ужасе.
— Да? — спросила она с недоверием и живейшим интересом. — Ладно, на такую рептилю я согласна.
Арбогастр, пошептавшись с ее лошадкой, красиво выпрямился, встряхнул гривой, глаза вспыхнули азартом.
— Не спеши, — предупредил я, — а то у меня мысли бултыхаются.
— Он понимает? — спросила Боудеррия.
— Меня все не понимают, — ответил я с упреком, — даже ты. Но Зайчик и Бобик понимают всегда.
Она тряхнула гривой волос, чем-то став похожей на миг на моего арбогастра.
— Не бреши, я тебя понимаю. И ты это знаешь, только признать не хочешь.
В лагере жизнь кипит, как в разворошенном муравейнике. Разведчики Норберта перехватывают на еще подступах воинские отряды, что спешат из дальних земель на великую битву с Багровой Звездой, размещают на заранее разведанных местах, а военачальники торопятся в наш основной лагерь, чтобы представиться и поступить в распоряжение короля, осмелившегося бросить вызов неизбежному.
В мое отсутствие их принимает Альбрехт, но потом все равно идут ко мне. Для всех должны быть слова утешения, бодрости и уверенности в полной победе. Правда, пользуюсь уже обкатанным набором, нет смысла для каждого лорда придумывать что-то свое, я политик и должен иметь наготове общие фразы, пригодные для всех и каждого.
Норберт вышел нам навстречу, двое ухватили арбо-гастра за повод, явно Норберт дал команду. Я понял, спешился, арбогастра увели, с ним понесся прыжками и Бобик, держа нос по ветру.
Я повернулся к Норберту, он значительно посмотрел на меня и пошел из лагеря. Я выждал чуть, догнал, когда он вышел за пределы охраняемой зоны.
— Барон?
Он оглянулся, суровое лицо вообще как выкованное из стали, даже голос прозвучал так, будто бьет молотком по раскаленной заготовке для меча:
— Неприятность, ваше величество.
— Давайте, — ответил я, понизив голос. — Неприятностей у нас столько, что уже привыкаю. Это если приятность — ахну и упаду в обморок.
— Тогда вон туда.
— Там тропа?
— Троп нет, но кое-что другое…
Он прошел еще по периметру лагеря, заходя с той стороны, где дальше только дикий лес на сотни миль. Я следовал за ним, уже поглядывая по сторонам, заметил, что лесная трава истоптана, пара веточек сломана.
Остановившись, он произнес ровно:
— Как вам это?
Я вгляделся в оттиски следов, сердце болезненно сжалось еще до того, как понял, что вижу. Охотник из меня паршивый, но все же разбираюсь в оттисках копыт коней, коров, оленей, кабанов и прочего зверья, но эти вот… страшно даже вышептать…
Он посмотрел на меня внимательно, я сам ощутил, как кровь отливает от лица.
— Догадываетесь? — спросил он тяжелым голосом.
— Не могу поверить, — прошептал я. — Если подходили так близко, то наш лагерь отсюда как на ладони!
— Верно, — подтвердил он угрюмо.
— Но тогда… почему не напали?.. Испугались отпора?.. Им стоило подождать чуть, когда все заснем… Скорость у них, часовые и пискнуть бы не пискнули!
Он прошелся чуть, внимательно всматриваясь в землю.
— Они не просто наткнулись, — сказал он. — Они здесь стояли довольно долго. Вот посмотрите, как вдавлено здесь!
— Их разведчик был не один? — спросил я. — Вроде бы вон те оттиски разные…
— Двое, — ответил он. — Потом подошел третий, с ним сразу ушли. Очень быстро, вот тут впереди углубление больше, чем сзади… Они вообще-то не ходят, а бегают. Бег для них…
Он запнулся, я быстро подсказал:
— Естественное состояние. Что и понятно, это у нас ноги все еще руки, а у них ноги — уже ноги.
— Ваше величество?
Я сказал виновато:
— Простите, что так непонятно, но это неважно… Вернутся с подмогой?
Ответить он не успел, кусты затрещали, моя рука метнулась к рукояти меча, а Норберт поспешно встал впереди меня и тоже обнажил меч.
Ломая кусты, выбежали, как слон со слоненком, Тамплиер и Сигизмунд, захеканные и злые.
— Ваше величество, — сказал Сигизмунд, стараясь опередить Тамплиера, тот не стал бы деликатничать, — вы не должны покидать лагерь без нас!.. Тем более вот так неожиданно!
