Команда оживляется, переступает с ноги на ногу. Я оглядываюсь. Все собрались на палубе. Некоторые распрямляют крылья – кто в предвкушении, кто тревожно. Клювы открываются, видны зубы и клыки.
– Он мне сказал, – вдруг говорит Лей, и Зэл подпрыгивает. – Кто знает твоё сердце лучше него? Он не согласен с твоими планами. Кару рассказал мне всё. Тебя предал твой кэнвр.
Зэл каменеет и болезненно втягивает воздух:
– Лгунья.
Лей смотрит на неё. Лицо пиратки ничего не выражает.
– Последняя песнь.
– Нет.
Вокруг раздаётся шорох и бормотание: все магонийцы и ростре поражены тем, что Зэл нарушила своё слово.
Она машет Дэю, и он достаёт из-за спины длинную тряпку, которой завязывает Лей рот. Значит, всё готовилось заранее. Отказ в последней песне лишь уловка.
Лей неглубоко вздыхает через нос и пожимает плечами как человек, чьё время истекло. Мне так знакомо это движение.
Я оглядываюсь в поисках палача, высматривая капюшон, топор. Ничего.
Лей кивает. Делает один шаг назад, затем другой. Лицо Зэл напряжено, желваки перекатываются под кожей.
Милект садится мне на плечо, клюёт в ухо, но это не приносит облегчения.
Шаркая по доске, Лей встречается со мной взглядом. Она нема. Ей не спеть последнюю песню. Сине-белый свет, который запустила в неё Зэл, струится к горлу и по рукам. Лей сияет.
У неё дрожат руки, грудь. Она встает на краю доски и смотрит только на Зэл.
Затем открывает дверцу на груди и достаёт своего кэнвра – чёрно-белую сороку, такую же старую, как хозяйка.
Зэл делает шаг вперёд, смотрит в глаза врагу, протягивает свои изящные синие пальцы и с холодной улыбкой сталкивает Лей с доски.
Пиратка, падая в небеса, бросает птицу вверх.
«Последняя песнь, – кричит кэнвр, одиноко, яростно, фальшиво. – Падение, сломанный, яркий свет, падает, падает».
Я стою обмякшая, выжатая. Откуда-то снизу взлетает стервятник и смотрит на меня.
Кэнвр Лей всё поёт.
Затем издаёт последнюю ноту – бессловесный жуткий вой отчаяния. Из ниоткуда эхом доносится крик Кару.
Стервятник хватает кэнвра Лей.
«Мертвечина», – хрипло кричит другой стервятник и ныряет.
Я подбегаю к поручню и сквозь окружающий корабль туман пытаюсь рассмотреть, что происходит внизу. Сперва ничего. Затем проплывает обрывок ткани. Кусок куртки Лей.
А потом всплеск крови на миг окрашивает облака и тоже исчезает.
У меня скручивает живот.
Зэл подходит ко мне.
– Однажды ты станешь капитаном и тоже отомстишь. Таковы порядки в настоящей Магонии.
Только глаза её темнее, чем должны быть, а лицо осунулось. Зэл прижимает ладонь к сердцу. И уходит прочь. Джик с такими же тёмными глазами бросает взгляд в мою сторону и следует за ней в трюм.
Небо полно обрывков одежды. Они плавают вокруг как молочай. Я слышу стервятников – и не только их. Смотрю вниз и вижу, как гигантское туманное щупальце медленно хватает какую-то часть тела Лей и утаскивает в тёмное облако. Оно такое огромное, что и краёв не видно – лишь восемь колеблющихся конечностей, способных сбить наш корабль с неба.
Дэй подходит и касается моего плеча. Я вскрикиваю и сжимаю кулак. Именно Дэй притащил пиратку на палубу. Он беспрекословно верен Зэл и кораблю. Что это значит? Что он сделает, если я окажусь не на той стороне?
Дэй хмурится и снова занимается такелажем. Свилкен щебечет хозяину, мол, чем меньше сделаешь сейчас, тем больше придётся поработать потом. Милект взлетает на верх мачты, где устраивается точно сверкающий комок.
Меня тошнит. Я всё вижу, как Лей падает, снова и снова. Её слова – о том, что нельзя доверять Зэл, о Кару – эхом звенят в памяти.
Меня что-то мучает – не страх, хотя он никуда не делся. Лей остаётся позади, погребённая в облаках и съеденная хищными тварями. Мертвечина.
Вспоминаю рассказ Джейсона о четырёх магонийцах, которые явились в земной город и угодили в колодки. Но если бы эти четверо упали, то утонули бы.
Может, и утонули. Там не говорилось, ни сколько они пробыли внизу, ни что с ними в итоге стало.
Магонийцы – то есть мы – слишком отличаются, чтобы сойти за людей. Что случится, если я спрыгну с корабля и не умру? Что теперь со мной сделают на земле?
Где-то в глубине души я всё ещё надеюсь, что, возможно, мне удастся вернуться домой…
Но нет. Никаких «возможно». Не удастся.
Наверное, Эли сейчас в школе, на алгебре. Заучивает столько формул, что хватит рассчитать размеры мира. Или на английском, запоминает слова, чтобы описать, как однажды ночью сестра покинула её посреди снежной бури.
Я никогда не узнаю, кем Эли станет.
А она никогда не узнает, что я тут, наверху, учусь…
Что же я учусь делать?
Я стискиваю зубы и забираюсь на такелаж чуть ниже Дэя. Смотрю в никуда, жду, когда же он заговорит, но он молчит. Просто с тревожным видом пялится на облака.
Что-то меняется. Я не Дэй, приученный выполнять приказы.
Я чувствую неуверенность, но и ярость, пронизывающую все прочие эмоции.
Дэй протягивает мне руку, и я осторожно поднимаюсь. А оказавшись рядом, вплотную, ощущаю правильность происходящего. Он смотрит в небеса.
– Это первая казнь на моей памяти, – говорит Дэй, и я чувствую, как он дрожит.
– Ага. На моей тоже.
На миг я вспоминаю свой прерванный сон, где Джейсон идёт сквозь тёмный воздух поднебесья, протягивая ко мне руки. А потом с усилием выбрасываю мысли о нём из головы, отпуская навсегда. Это лишь сон из прошлого.
Джейсон подводник.
А я магонийка.
Перед рассветом Джик заходит ко мне в каюту. Мой кэнвр спит вместе с остальными в загоне, а я, предположительно, тоже вижу пятый сон.
Я что, пропустила дежурство? Но тогда пришёл бы Дэй, а не Джик. У неё нет надо мной власти.
– Тебе надо кое-что знать, – шепчет Джик после небольшой заминки.
Я сажусь, приготовившись слушать.
– Я его кормлю, – говорит она.
– Кого?
– Птицу капитана. Это входит в мои обязанности.
– Но Ведда…
Джик показывает мне руку с пальцами унизанными металлическими кольцами и трясёт ею.
– Никому из нас нельзя верить. Ведда? Дэй? Они что, убедили тебя, будто в Магонии всё замечательно? Магонийцы враждуют друг с другом, а мы, пернатые, находимся у них в подчинении. Разве ты никогда не задумывалась…
– О чём?
– Кто из прислуживающих тебе ростре и кэнвров делает это по доброй воле? А кто вынужденно?
То, что она имеет в виду, наконец-то до меня доходит.
