Я оглядываюсь. Ключ висит на стене (на самом виду у птицы, ещё одна пытка). Я открываю клетку и вытягиваю неприкрытую руку, доверяя ему.
Он перебирается мне на предплечье. Чувствую прикосновение когтей, но они не впиваются в плоть, не царапают кожу – скорее погружаются в меня, подходят мне. Чувствую его вес.
«Разорванная связь, – поёт Кару, глядя на меня. – Разбитое сердце, сожжённый дом. Связан, разбит, узел распутан. Океан, остров, когти, перья, гнёзда. Падать, падать со звёзд».
Он медленно расправляет крылья, а затем взмахивает ими и поднимается в воздух. Я испуганно делаю шаг назад.
Кару смотрит на мою грудь, словно хочет вырвать у меня сердце. Но я встречаю его взгляд. Его глаза расширяются, чисто золотые и совершенно безумные.
«Аза», – тихо зовёт сокол.
Теперь его голос иной. Не такой напуганный, не такой яростный.
«Пой», – просит он.
Его острый клюв заставляет меня нервничать. Кару ерошит перья и встряхивается. Когти у него длиной с мои пальцы.
«Небо, – говорит сокол. – Возьми меня».
Он наклоняется и снимает клювом что-то с лапы.
Это кольцо. Золотое, вроде колец на ростре, но без цепей.
Кару кладёт его мне на ладонь и смотри на меня. Я не знаю, что делать. Если бросить кольцо с корабля, это освободит птицу?
«Небо», – снова говорит Кару.
Не опуская вытянутой руки, я сгребаю со стола свёрнутые карты и сую их за пояс.
Кару не сводит с меня взгляда. Я надеваю свой плащ на голову сокола и укутываю его. Прижимаю к себе и выхожу в тёмный коридор. Кару напевает мне на ухо…
Ужасно нежная песня, вот бы мне такую. От неё болит голова, барабанные перепонки. Я встряхиваюсь, и Кару шевелится.
«Небо», – тихонько поёт он.
Я прохожу к шлюпкам, делая вид, будто вовсе ничего и не замышляю. Джик прогуливается по палубе, а потом намеренно идёт к сонному Дэю и отвлекает его.
Я двигаюсь непринуждённо. Медленно. Я разглядываю одну шлюпку, достаточно большую, чтобы выстоять на сильном ветру, и достаточно надёжную, чтобы не перевернуться, если что-то появится снизу.
Мышепарус смотрит на меня и издаёт тихий высокий звук. Близко проплывает шквалокит, напевая лёгкий дождик.
Я по-прежнему держу Кару. Его сердце бьётся так сильно, что он сотрясается всем телом. Я забираюсь в шлюпку, кладу туда сокола. Он ни к чему не прикован, он не пленник.
Развязываю верёвку, удерживающую шлюпку рядом с кораблём. Распутываю узлы. Я до конца не понимаю, что делаю. Похищаю кэнвра капитана? Капитана, которому дала клятву?
Клятву. Аза, кто ты? Что за жизнью живёшь, если даёшь клятвы на крови?
И кому ты их даёшь?
Смотрю на паруса, на корабль, на окружающую нас ночь. Мышепарус расправляет крылья, унося от нас «Амину Пеннарум». Я отталкиваюсь от борта судна и уплываю в небо.
Начинаю грести.
Минуту спустя Кару возится под плащом, скидывает его с головы. Тонкая ткань соскальзывает со сверкающих перьев.
Сокол издает низкий вибрирующий звук, из глубины груди. Я всё больше отдаляюсь от корабля.
Смотрю на «корабельную звезду» и направляюсь к ней. Я уже едва вижу сигнальные огни «Амины Паннарум». Надо просто отплыть так далеко, чтобы с него не увидели, как Кару взлетит.
Сокол склоняет голову набок и тихо всхлипывает.
– Что такое? – спрашиваю я.
«Тюрьма. Оторван от дождя и неба».
«Кто забрал тебя?» – Внезапно я понимаю, что пою, причём не на каком-то известном языке, а том, что объединяет лишь нас с Кару.
«Магония. Воры! Дом, – поёт он тише. – Дом».
Боль, звучащая в птичьем голосе, проникает мне в сердце, и оно бьётся в унисон. Удар – крик – удар – крик. Как метроном.
«Птицы-рабы. Певчие птицы. Певчая девочка».
Кару смотрит на меня и покачивает головой. Затем прекращает петь и смотрит в небо. Раскрывает крылья и снова их складывает.
Я вдруг чувствую, что у меня мокрые щёки. Слёзы струятся по лицу. Кару жаждет попасть домой. Жаждет [({ })].
Может хоть ему это удастся.
Здесь тихо. Никого, ни единого корабля, ни Милекта. Мне остаётся лишь развернуть украденные карты, а эта огромная безумная птица может погубить меня и всё вокруг просто позвав на помощь. Думаю о планах Зэл, о тех, что она мне рассказала. Предполагается, что я лишь украду растения. Она поклялась мне.
Верю ли я ей? Она на моих глазах нарушила данное слово.
Как я могу ей доверять?
Кару снова забирается мне на руку, и я гребу. Сокол раскрывает крылья, и мы устремляемся в ночь.
Он издаёт резкую трель, и звёзды впереди начинают сиять ярче, одна за другой. Путь. Очень осторожно, неуверенно я подпеваю Кару и вижу серебряную мигающую дорожку, уходящую прямиком в ночь. Вокруг поднимается туман, лёгкая песчаная завеса скрывает нас от луны. Мы движемся в темноте.
Но я смотрю вниз за борт, на мир, и на мгновенье отвлекаюсь. Представляю, как Джейсон видит мою шлюпку, пробирающуюся по тёмному оживлённому небу. Представляю, как бы ему это понравилось. Одна часть моей души привязана к земле, другая тянется к Дэю. С каждым гребком мне всё больнее.
«Партнёр».
Без Милекта в груди пусто, но песня Кару тоже проникает в меня. Что-то тревожит моё сердце – но не живое существо, а желание. Петь с Кару. Слить наши голоса воедино. Он так силён…
Но нет.
У него должен быть выбор.
– Лети, – говорю ему, пока не поддалась искушению. – Ты свободен. Лети!
Кару поднимается с моей руки.
«Лети, – пою я. – Ты принадлежишь самому себе».
Кару смотрит на меня дикими глазами, расправляет крылья так, что становится видна алая нижняя часть. Его здесь ничего не держит. На миг он зависает в воздухе над шлюпкой, затем взмывает вверх.
Кару летит красно-чёрной молнией, быстрой и безмолвной, мимо звёзд.
Поёт ослепительно белую ноту и исчезает. Мои глаза полны слёз, но я берусь за вёсла и разворачиваю шлюпку к кораблю. Назад к… не знаю чему. Высматриваю далёкие огни «Амины Пеннарум», стискиваю зубы и гребу против ветра.
Но вдруг слышу странный звук и резко поднимаю голову. Щелчок верёвки по дереву, тела, привычно скользящие вниз, стук обуви по дну моей шлюпки.
Их шестеро, все в чёрном, все в шлемах, все молчат. Их слишком много, даже если бы я знала, как с ними драться.
О боже, о боже, о боже. Это может быть только одно.
Дыхание.
О нет. Аза, Аза, Аза, ты серьёзно просчиталась.
