Внутри было темно, и Никт сощурился, пытаясь хоть что-то разобрать.
— Входи, Никт. — Это был голос Сайлеса.
— Я ничего не вижу, — сказал тот. — Слишком темно.
— Уже? — Сайлес вздохнул Бархатный шорох, чирканье спички. Зажглись две огромные свечи в резных деревянных канделябрах у дальней стены. Теперь Никт увидел опекуна и большой кожаный сундук — их называют кофрами. Кофр был такой большой, что в нем мог бы улечься калачиком высокий мужчина. Рядом стоял хорошо знакомый Никту черный кожаный саквояж Сайлеса.
Изнутри кофр был обит белой шелковой тканью. Никт сунул руку внутрь и коснулся сухой земли.
— Ты здесь спишь?
— Когда я далеко от дома. — ответил Сайлес.
Никт поразился: Сайлес был здесь, сколько он себя помнил, и даже больше!
— Разве твой дом не здесь?
Сайлес покачал головой.
— Мой дом очень, очень далеко отсюда. Если его еще можно назвать домом На моей родине не все гладко, и я не знаю, что увижу по возвращении.
— Ты едешь домой? — спросил Никт. То, что казалось ему неизменным, менялось у него на глазах. — Ты правда уезжаешь? Но… Ты же мой опекун!
— Был опекуном Теперь ты вырос и можешь сам о себе позаботиться. А у меня есть и другие обязанности.
Сайлес опустил крышку кофра и начал его застегивать.
— А тут мне остаться нельзя? На кладбище?
— Ни в коем случае, — ответил Сайлес непривычно мягко. — Никт, все здешние обитатели уже прожили свои жизни, пусть даже короткие. Теперь твоя очередь.
— А мне можно поехать с тобой?
Сайлес покачал головой.
— Мы еще увидимся?
— Пожалуй. — Никт уловил в его тоне нежность и что-то еще. — Правда, не знаю, увидишь ли ты меня, а вот я тебя — непременно. — Он отодвинул кожаный сундук к стене и подошел к двери в дальнем углу. — Пошли со мной.
Следом за Сайлесом Никт спустился по маленькой спиральной лестнице в крипту.
— Я взял на себя смелость собрать тебя в дорогу, — пояснил Сайлес.
На коробке заплесневелых псалтирей стоял миниатюрный близнец большого саквояжа.
— Все твое имущество уже там.
— Сайлес, расскажи мне про Почетную гвардию. Я знаю, мисс Лупеску была в ней, ты тоже. Кто еще? Вас много? Чем вы занимаетесь?
— Нас немного. Мало. Мы охраняем пограничные земли. Рубежи.
— Какие рубежи?
Сайлес промолчал.
— И боретесь с такими, как Джек и его люди?
— Мы делаем то, что должно. — устало ответил Сайлес.
— И правильно! Вы ведь остановили джеков. Они были очень плохие. Просто чудовища!
Сайлес шагнул к Никту, и тому пришлось поднять голову в выше, чтобы видеть бледное лицо опекуна.
— Я не всегда жил правильно. В молодости… я вел себя хуже, чем Джек. Хуже их всех. Тогда я сам был чудовищем, Никт.
Никту даже не пришло в голову усомниться. Он был уверен, что опекун не обманывает его и не шутит, что это чистая правда.
— Но ты уже не чудовище, правда?
Сайлес ответил:
— Всегда можно измениться, — и замолчал. Никту показалось, что он погрузился в воспоминания.
Наконец Сайлес произнес:
— Я горжусь, что был вашим опекуном, молодой человек. — Его рука исчезла в одежде и вернулась с потрепанным старым бумажником. — Эго тебе. Возьми. — Никт взял бумажник, но не открыл. — Там деньги. Достаточно для начала новой жизни, но не более.
— Сегодня я ходил к Алонсо Джонсу, но его не было дома. А если и был, я не смог его увидеть. Я хотел послушать о далеких землях, в которых он побывал. Об островах, дельфинах, ледниках и горах. О странах, где люди по-другому одеваются и едят. — Никт заколебался. — Эти страны… Они ведь до сих пор существуют. То есть там, снаружи, целый мир. Я смогу его увидеть? Поехать туда?
Сайлес кивнул.
— Да, снаружи целый мир. Во внутреннем кармане твоего саквояжа ты найдешь паспорт. На имя «Никто Оуэнс». Оформить его было непросто.
— А если передумаю, я смогу сюда вернуться? — спросил Никт и сам ответил на свой вопрос: — Я понял: кладбище никуда не денется, но перестанет быть мне домом.
— Проводить тебя до ворот?
Никт покачал головой.
— Лучше я сам. М-м… Сайлес, если когда-нибудь попадешь в беду, позови меня. Я приду и помогу.
— Я, — ответил Сайлес, — не попадаю в беды.
— Да, верно. И все-таки.
В крипте было темно, пахло плесенью и сырым камнем. Впервые она показалась Никту тесной.
— Я хочу увидеть жизнь. Ухватиться за нее обеими руками. Оставить след на песке пустынного острова. Поиграть с живыми людьми в футбол. Хочу… — Он задумался. — Хочу всего.
— Это хорошо. — сказал Сайлес. Он провел рукой по глазам, словно убрал волосы — очень не характерный для него жест. — Если я все же попаду в беду, я с тобой свяжусь.
— Но это ведь невозможно?
— Ты сам так сказал.
В уголке рта Сайлеса таилась то ли улыбка, то ли печаль, то ли просто тень.
— Тогда прощай, Сайлес! — Никт протянул руку, как делал в детстве. Сайлес взял ее в свою, холодную, цвета старой слоновой кости, и торжественно потряс.
— Прощай, Никто Оуэнс!
Никт взял маленький саквояж, открыл крипту и не оглядываясь вышел на дорожку.
Ворота давно заперли. По дороге он думал, удастся ли ему пройти сквозь ограду или надо будет возвращаться в часовню ал ключом Однако боковая калитка была широко распахнута, словно ждала его, словно само кладбище с ним прощалось.
У калитки его ждала бледная полная женщина. Когда Никт подошел ближе, она улыбнулась, и в лунном свете в ее глазах блеснули слезы.
— Привет, мама. — сказал Никт.
Миссис Оуэнс потерла глаза кулаком, промокнула передником и покачала головой.
— Ты уже решил, чем займешься?
— Посмотрю мир, — ответил Никт. — Попаду в неприятности. Выберусь из неприятностей. Побываю в джунглях, увижу вулканы, пустыни и острова. И людей. Я хочу встретить много-много людей.
Миссис Оуэнс молча выслушала его. А потом запела песню, которую Никт помнил с детства. Когда был совсем крохой, он часто слышал эту колыбельную.
— Глазки, дитятко, закрой,
Спи, покуда спится.
Мир лежит перед тобой,
Трудно ошибиться…
— Ты не ошибаешься. — прошептал Никт. — И мир правда передо мной.
Ласки, танцы до упаду,
Имя, кровь, земные клады…
И тут миссис Оуэнс наконец вспомнила последние строчки:
Всё отыщешь, боль и радость.
Всё пускай случится.
— Все пускай случится. — повторил Никт. — Что ж, это не так легко устроить, но я постараюсь.
Он попытался обнять мать, как в детстве, но с таким же успехом мог бы поймать туман. На дорожке уже никого не было. Он шагнул вперед, за пределы кладбища, и услышал:
