«Никогда в жизни. Никогда».
Теперь она понимала, что такое это Зелье Прозрения. Как будто содрали повязку с глаз, сняли Обскуро – и свет обжигает глаза. Кто эта истеричная дура, посылающая Рона, орущая на Невилла, уныло канючащая «можно попрощаться?», бредящая наяву? Попрощаться! С мороками, созданными ее воображением!
«Тупица. Дура. Как можно было поверить!»
Зелье имело еще один эффект – не только ее собственное поведение перед зеркалом стало ей ясным, ясным и унижающим. Нет, теперь перед ней явно проходили последние недели, эти детские игры, блин, на свежем воздухе, и вообще – все эти манеры резвящегося щенка. Как она вообразила, что такая же, как все остальные, что ей это МОЖНО? Как могла так расслабиться, так бездумно вести себя? Откуда вылезло это проклятое «гриффиндорство»? Учись она в Слизерине, не вляпалась бы так по-глупому, помнила бы, что все новое надо считать потенциально опасным, и осторожно изучать, а не кидаться вперед с бездумной смелостью…
«Идиотка! Притворялась чокнутой, как все они, да так успешно, что совсем мозги потеряла? Где была, черт возьми, твоя голова все эти дни?!
Не-на-ви-жу темную магию!
И себя тоже... ненавижу».
***
– Как ты? – робко спросил Рон.
Он пришел навестить ее в больничном крыле, потому что утром мадам Помфри посмотрела на нее и велела остаться еще на день. Еще порция Зелья Прозрения, еще несколько часов в пучине самоуничижения.
– Нормально, – Эри пожала плечами.
По логике, сейчас следовало доказывать, что она по-прежнему главная в этой стае. По-прежнему сильная и несгибаемая. Для начала…
– А ты думал, буду рыдать и биться головой об стену? Старина Дамби объяснил, что эта хрень темномагическая, и подавляет волю. Вот я и вляпалась.
– Невилл ничего не рассказывал, просто что это было опасно… – Рон выглядел смущенным. – Но я уже понял, что оно показывало тайные желания, и чем сильнее желание, тем, наверно, хуже?..
Эри молча смотрела на него.
«У Уизли иногда встречаются проблески гениальности. Во искупление общей глупости, наверно».
– Понимаю, ты не любишь, когда тебя жалеют, – Рон остановился, примирительно поднял руки. – Не сверкай глазами! Я о другом хотел сказать. Ты жила с маглами. Ты очень умная, ты много читаешь, но есть вещи, в которые ты вот так… попадаешься. И я хочу сказать: в этом нет ничего постыдного! Невилл, например, знал о таких штуках, поэтому сообразил. И со Слизерина все бы догадались, потому что это темная магия. А я не знал. И ты не знала. Это, ну, нормально.
– Но ты сразу понял, что это вранье, – ответила Эри. Выругала себя – получалось, будто она хочет, чтобы ее жалели. Жалели и убеждали, что она вовсе не такая дура набитая, какой сама себе кажется.
– Ну… то, что оно мне показало – это было действительно неправдоподобно, я понял. А тебе… твои… – Он пожал плечами, на лице – болезненная неловкость. – И еще я думаю, это и Нев сказал, что ты попалась так из-за магловского воспитания. Ты же не знала, как у нас, волшебников, обстоит дело с мертвыми.
Эри промолчала.
– Я не хочу сказать ничего плохого. Но, ты понимаешь, я смотрю на тебя, Гермиону и других маглорожденных – вы думаете, что в нашем мире можно все. И мертвых воскрешать, и вообще… творить чудеса, как вы это называете.
– Я так не думала, – она смотрела внимательно. Рон – вдумчивый, серьезный Рон – был не похож на себя.
«И с таким Роном общаться интересно… и тревожно».
– Но ты же не знала точно, что у нас нет связи с ними. Призраки – это совсем не то, они просто ЗАДЕРЖАЛИСЬ. Поэтому ты сразу поверила.
– Рон, скажи мне, откуда ты это узнал? – не выдержала Поттер. – Когда мы ехали в поезде, ты не знал ни одного заклинания, ничего из «Истории Хогвартса», историю магии тоже не читал… почему сейчас ТЫ все это мне объясняешь?!
Мальчик неловко пожал плечами:
– Это не в книжках, Эри. Это… ну, это просто… как-то узнается. Вот как маглы знают, как пользоваться этими вашими… электрочайниками. Или как ездить на ваших… авомобилях.
– Автомобилях… так это просто впитываешь от взрослых, этому не учат?
– Конечно, – Рон наконец поставил на тумбочку пакет с шоколадом, сказал некстати: – Я тут и твой собственный принес, попросил Перси зайти в вашу спальню. И еще свой добавил. Я же знаю, ты без шоколада не можешь.
– Очень даже могу, – проворчала Эри невнятно, разворачивая лягушку. – Жила одиннадцать лет без него. неужели самому не хочется?
– Не в таком же количестве, – фыркнул Рон.
Они несколько минут просидели молча, шурша обертками. За то время, что Рон съел одну шоколадку, Эри справилась с тремя, и теперь воевала с тянучкой. И думала, думала…
Она как-то вдруг поняла, что ничего не изменилось, не нужны никакие бои за лидерство. Рон останется таким же мягким, уступающим. Не как Невилл – у того на лбу написано «решите за меня все» – для Рона это просто неважно. Может, это потому, что он был младшим из шести братьев, и привык уступать, находить компромиссы, избегать ссор? Его сестра была младше, но Эри могла поклясться – ею он не командовал (кажется, эта девчонка сама кого хочешь построит). У него не было опыта власти, да и не нужно ему это было. Он не видел тех мелочей, которые сама Поттер чувствовала кожей – кто говорит последнее слово, кто решает, куда идти, что делать, кто имеет право сказать «хватит, пусть будет так!». А Рон этого не видел, не понимал. Когда он соглашался с ней, то делал это не так, как ее бывшие одноклассники после «пришествия Ласки». Если ему что-то не нравилось – говорил прямо, не понимая, что сбивает все ее установки. Он словно знал что-то такое, чего ей никогда не понять, и бывали моменты, когда Эри чувствовала себя глупой и маленькой рядом с ним. И задумывалась: может, нормальные люди так и общаются – без иерархических тонкостей?
«А вот Малфой – моего поля ягода. Он осознает, что является на своем курсе главной шишкой, и следит, чтобы все это помнили. И у него это лучше получается, чем у меня. Крэбб и Гойл вообще без разрешения рот не открывают, Забини постоянно оглядывается, про девчонок и говорить нечего. Жестко – он главный. Причем это сохранилось даже после того, как он потерял лицо – странно, почему?
Но мне, наверно, больше нравится, как Рон. Когда не подчинение, а… не знаю… как это называется?..».
Эри хрустнула печеньем, молча улыбнулась другу.
Мягкий-то он мягкий, но иногда как упрется, из-за какой-то глупости...
Рон – это Рон. Он все равно будет задираться с Малфоем, подкалывать Гермиону, нудеть о квиддиче (не хуже Перси, только сам об этом не подозревает), вспыхивать по поводу и без, закатывать глаза, говоря «Девчонки! Все вы одинаковые!».
