Она разорвала его объятья, оттолкнула и указала рукой вперёд. Кальдур поднялся и пошёл в ту сторону.
Кровь смешалась со снегом, тела лежали очень близко друг к друга, из беспорядочных на первый взгляд следов проступала подтаявшая на солнце грязь. Хороший был отряд темников. Крепкий, обученный, опытный. Может даже, весь состоял из офицеров. Оружие их было чёрным, а доспехи лёгкими, скрытые под незаметными дорожными плащами. Скорее охотники, чем штурмовики. И их добычей должна была стать Розари.
Знали ли они, что шансов всё равно нет, и что всё они погибнут как один в коротком и яростном сражении?
Знали. Опыт должен был сказать им, что никаких шансов нет и не может быть. Но они всё равно бросились в атаку. Хотя... Может, встреча была даже случайной, и как раз опыт подсказал им, что настоящий кайрам всё равно не даст им убежать.
Кальдур искал глазами командира или фигурку затаившегося где-то в укрытии бледного колдуна, но ничего не находил. Его взгляд раз за разом возвращался к поляне рядом с Розари.
Одно из тел отличалось. Крепко же она его приложила. Вонзила клинок в сердце. Само по себе достаточно и смертельно, без всякой надежды. Но потом пошла этим клинком вверх и распустила его в стороны ещё на несколько лезвий, словно какое-то дерево. Превратила голову и плечи в месиво, не оставила ничего от лица. Как-то излишне для простого тёмника и даже как-то лично. Что он ей сделал? Это ему принадлежала колдовская тварь?
Нет. Тут что-то иное.
От свежей плоти ещё щёл пар и неприятный запах, но даже в этой смеси он уловил нечто знакомое.
Хороший табак, крепкий алкоголь и немного сладкий аромат духов и тела. Не может быть...
***
Дукан. Это и правда старик. Нет сомнений. Она его убила.
Он снова и снова осматривал поле боя, пытаясь восстановить то, что здесь произошло. Положение тел, брызги крови, траектории шагов говорили только об одном. Всё случилось очень быстро, это была засада, они бросились на неё со всем своих страхом и отчаяньем, пытались убить её, и у них почти получилось. Но как тут оказался старик? Почему у него в руке чёрный нож и почему он так одет? Почему его удавка сошлась на шее Розари?
Да потому что он был с ними, это не они убили его, он погиб от руки Розари.
Кальдур тяжело и судорожно выдохнул, повернулся к дрожащей Розари.
— Это потому что он был в их форме? — спросил он, пытаясь насытить свой голос льдом так, чтобы не было слышно ноток обвинения. — Ты напала на него первая? Он защищался? Он просто втёрся к ним в доверие и... и...
— Потому что он хотел убить меня... — прошептала она таким тоном, что Кальдур осёкся.
— Он был с ними, да? Не играл и не претворялся? Нам не показалось, когда мы слышали его сердце? Ты это хочешь сказать?! Он что нас предал?
Она мотнула головой, а Кальдур задохнулся.
***
Когда они вышли к военному лагерю у подножья горы Ногх, их встречали как героев.
Беглецы и заговорщики напропалую рассказывали о том, как двое Избранных помогли им обрести свободу, да ещё в какой час. Час Рассвета, сказали они. Час, когда они одержат победу над заразой Морокай и изгонят темников прочь с родной земли.
Им приписали подвиг освобождения и массового восстания аж на восьми рудниках, и сражение сразу с тремя чудовищами, настолько страшными, что их нельзя было даже описать. Как-то мимоходом, пока все отступали к лагерю, они так же уничтожили несколько полноценных отрядов, в том числе конницу и тяжёлую пехоту. Они не спорили. Не было сил.
Кальдура и Розари, словно дорогих гостей, отвели в шатёр, накормили и принесли горячей воды. Он смыл с себя ароматы их долгой дороги, тяжёлого ошейника, бесконечной битвы и смерти, Бездны и подземелий горы Ногх. Коснулся спиной мягкой подстилки, укрылся одеялом, его тело дрогнуло и он зарыдал. После острых камней под спиной, духоты и холода, спёртого воздуха и сырости... так сильны были эти забытые уже ощущения комфорта, они ударили его словно плеть и обожгли пламенем.
Проспал сутки.
Просыпался каждый час, вскакивал и оглядывался, по привычке щуря глаза и пытаясь разглядеть что-то в пещёрной темноте. Успокаивал себя, пил оставленную кем-то воду и вино, и снова забирался под одеяло, пытаясь успокоить сердце и отогнать кошмары, спешившие настигнуть его на грани между сном и бодрствованием.
Мальчик в живой и чудовищной клетке смотрел на него, умоляя, но раз за разом, Кальдур пронзал его своим клинком, словно это был чёрным сердцем Стыда. Цепкие когти Ненависти душили его, ломали доспех, пытались проникнуть внутрь, и проникали, а Кальдур понимал, что не может ничего сделать, ведь Ненависти есть чем кормиться от него. Он потерял Розари, и шёл по бесконечному тёмному лабиринту, понимая, что даже близко не зная, где искать выход, а Серая Тень молчала, и он не мог открыть портал...
Рано утром следующего дня, он покинул шатёр, осознав, что сон к нему уже не придёт. Снова поел, и под восхищенный шёпот стражи прошёлся по уже отстроенному лагерю, встретил рассвет и услышал последние новости.
Войско Рассвета только начало собираться. Авангард, донимавший темников несколько месяцев, был совсем уж незначительной его частью. Королева Избет изъездила всю страну, поднимая вассалов и простой люд на бой, и даже добилась немалого успеха. Темники оставили рудники и свои форпосты, отступили к крепости, закрыли ворота и стали готовится к осаде. Три монодона всё ещё кружились в облаках, стискивая цепи от Небесного Дворца, и никакая стрела не могла пробить их на такой высоте. Дыхание Чёрных Наиров уже не чувствовалось где-то в районе затылка, но Кальдур знал, что они всё ещё где-то там, и встречи с ними избежать не удастся.
И его это не страшило.
Словно по милости Госпожи, зима пока не спешила вступать в свои владения — днями светило яркое солнце, а ночи были такими тёплыми, что снёг в долинах у горы растаял. Войска всё прибывали и прибывали, и было их столько, что Кальдур не мог поверить своим глазам.
Нужно было наступать. Пока холод не стал их врагом.
***
Следующие дни почти не отличались один от другого.
Он спал, ел и пытался прийти в себя. Ничего не делать и никуда не идти были столь непривычными занятиями, что он изрядно нервничал и стал раздражительным. К счастью, интерес к нему угас, и предчувствие великой битвы сделало сам факт его существования столь незначительным, что его практически не замечали и почти не пытались общаться с ним.
Это чувство было приятным, и даже каким-то неизвестным. Везде, где бы он ни находился на протяжении жизни — он быстро приходил к роли белой вороны. Но тут, посреди невероятных размеров военного лагеря, он был всего лишь солдатом, готовым отдать свою жизнь за лучший мир и благое дело. Он тренировался, разминал покрытое шрамами тело, пытался вернуть ему былую подвижность, учился ходить в тень, наслаждался этой силой и своей незаметностью, просто наблюдал за людьми и изучал их.
Розари мучилась. Вкус её мыслей был настолько ядовитым и кислым, что Кальдур пытался держаться подальше. Несколько раз он попытался говорить с ней, но рана была слишком глубока, и он решил дать ей время во всём разобраться. И наблюдал и за ней тоже. Он всё не мог представить, как Розари смогла совершить этот удар, и как темникам удалось сломать старика. Он бы поверил во что угодно, но не в то, что самыми долгими пытками или ярким золотом можно заткнуть такую ненависть. Этот вопрос начал лишать его сна.
А ещё он слышал самые разные слухи.
Часть беглецов из шахт отступила, но не к в лагерь, а к горе, и скрылась за воротами. Отступников клеймили самыми разными словами и даже находили им оправдание в том, что в сражении победит зима, и они ещё неплохо разменяли свои шкуры.
Все боялись холодов, и понимали, что штурм нужно начинать немедленно, но ещё не все войска достигли подножья.
На этот раз, когда победа над темниками будет совершена, и Госпожа обретёт свободу, никакой милости к врагу не будет. Крепость падёт, и всю зиму будут делаться корабли, чтобы нанести темникам последний визит, и не оставить на острове Зиль ничего живого.
