— Так в чем же тогда дело? – спросила Гермиона, скрывая разочарование.
— Гарри встречает Рождество с Уизли, – спокойно пояснил Снейп. – Он ведь уже не ребенок. Он хочет праздновать со своей девушкой… Надеюсь только, что они не наделают глупостей.
— Ох, полагаю, Молли будет строго за этим следить, – заверила она его со знанием дела. – А почему же вы не поехали с ним? Мне кажется, Уизли всегда рады вас видеть.
— Ну, рады – это громко сказано, но они не были бы против, конечно. Во всяком случае, вслух бы они этого не сказали, – он усмехнулся.
— И что же вам мешает?
— Помилуй, Гермиона, я и семейство Уизли – две абсолютно несовместимые вещи, – он изобразил на лице ужас. – Уж лучше провести праздники в гордом одиночестве. – Немного подумав, он добавил: – Пожалуй, останься они последними людьми на земле, я предпочел бы обречь себя на полное одиночество до конца дней своих.
— Зачем вы так! – укорила его девушка. – Они очень милые люди. – Потом она грустно улыбнулась и тихо заметила: – Не забывайте, я и сама могла стать Уизли.
Снейп смутился и серьезно сказал:
— Прости. Мне следовало подумать об этом, прежде чем упражняться в сарказме.
— Ничего, – заверила его Гермиона. – Все в порядке. Это было давно и уже… почти не болит.
Она почувствовала, как он положил руку ей на плечо, сжав его в знак поддержки. От такого проявления симпатии ее сердце совершило в груди немыслимый кульбит, а дыхание мгновенно сбилось. Она поспешно коснулась его руки, показывая, что принимает и извинения, и сочувствие, послала ему быструю улыбку, после чего отстранилась.
— Значит, вы будете встречать Рождество один? – вернулась она к прежней теме.
— Да, вспомню молодость, – он невесело усмехнулся. – А ты отправишься к родителям?
— Как только закончим с елкой, – Гермиона внимательно посмотрела на него. – Вы можете пойти со мной. Родители будут вам рады.
Он покачал головой.
— Я буду там лишним. Рождество – семейный праздник. Мимо проходившим там не место.
— Как хотите, конечно, но имейте в виду: вы не чужой в моем доме. Никогда не были и никогда не будете.
— Спасибо, – чуть смутившись, сказал Снейп. – Может, в другой раз.
Следующие несколько минут они наряжали елку в молчании, которое Гермиона нарушила нарочито–бодрым замечанием:
— Вам нужно снова жениться. Тогда вы не будете оставаться один.
— Мерлин, – простонал Северус. – Вы с Гарри сговорились, что ли? Он тоже все норовит снова меня женить.
— И он прав, – она ободряюще улыбнулась. – Вы еще молоды. Вам рано ставить крест на своей жизни. Теперь, когда никому из нас больше ничего не угрожает, можно начинать все заново. Вы могли бы жениться, завести ребенка. Правда, профессор, – горячо заверила его она, когда он театрально закатил глаза. – Ваш траур слишком затянулся, – тихо добавила она.
— Это не траур, – возразил Снейп, доставая из коробки мишуру. – Я встречался с другими женщинами после смерти Мии, но…
— Но?
— Но другой такой, как она, уже не будет. И я сомневаюсь, что кто‑то сможет занять ее место. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу только ее, – тихо признался он. – Это нормально, пока речь идет просто о сексе, но брак совсем другое дело. Это было бы нечестно по отношению к той женщине, которая согласилась бы выйти за меня.
— Но так ведь нельзя, профессор, – запротестовала Гермиона. – Это неправильно. Нужно сделать над собой усилие и не цепляться за прошлое. Мне тоже было непросто это сделать, но я смогла. И вы сможете!
— Я знаю, – он улыбнулся. – Я работаю над этим, честное слово.
— Хотите сказать, что подбираете себе жену? – девушка повеселела. – И как продвигаются поиски?
Северус ответил не сразу. Он скользнул по ней взглядом, а два его внутренних голоса тут же вновь заспорили. Один из них вещал о непростительно юном возрасте девушки, о том, что она одноклассница его сына и, ко всему прочему, его студентка. Другой утверждал, что хотя Гермиона и очень молода, война и пережитые потери сделали ее взрослой не по годам, к тому же она всегда была умной и серьезной, что также делало ее старше своих лет. Первый упрямо напоминал, что Северус старше ее почти вдвое, а второй настаивал, что это не имеет никакого значения, если девушка его полюбит, но тут в спор вмешался сам Северус. Даже если ему удастся завоевать ее симпатию, сможет ли он сам любить ее? Или будет по–прежнему видеть Мию, закрывая глаза, будет шептать ее имя в порыве страсти, чем сделает несчастной девушку, которой в жизни и так уже выпало достаточно боли.
«Шесть месяцев, – подумал он. – У меня есть еще шесть месяцев, чтобы прийти к какому‑то решению. А пока она моя студентка. Закрыли тему».
— Профессор? – позвала Гермиона, заметив, что он замер и не отвечает.
— С твоего позволения, мы вернемся к этому разговору позже, – предложил Снейп с легкой улыбкой.
Девушка удивленно приподняла брови.
— Когда же?
— Скажем, – он сделал вид, что раздумывает, – во время Выпускного бала, например. Не думаю, что мне стоит обсуждать свою личную жизнь с ученицей.
Она покраснела и шутливо швырнула в него клубок мишуры.
— Ах, вот как! – она сделала вид, что сердится. – Значит, я просто ученица. Ладно, профессор, тогда сами наряжайте свою елку, а я пойду к родителям, как и все остальные ученики.
Гермиона сделала шаг по направлению к камину, но он перехватил ее, сжав пальцами тонкое запястье.
— Нет уж, сначала закончим с елкой, – он улыбнулся ей. – Ты же обещала раскрыть мне еще одну причину наряжать елку вручную.
Она недовольно дернула плечом, сдерживая улыбку, и осталась, чтобы закончить начатое. Они вместе закутали дерево в несколько разноцветных гирлянд, а потом Снейп все же применил магию, запустив по веткам бегущие огоньки. Несколько секунд они молча любовались результатом своих трудов, а потом Гермиона констатировала:
— Красиво получилось.
— Да, – подтвердил Снейп. – Так что за причина?
Гермиона повернулась к нему и, глядя прямо в глаза, сказала:
— Это отличный способ провести вместе пару часов.
Взгляд, которым одарил ее профессор, заставил смутиться и опустить глаза. Меньше всего ей хотелось, чтобы сейчас он проник в ее мысли. Потому что когда она смотрела на него, облаченного только в рубашку и брюки, с распущенными волосами, которые то и дело падали ему на лицо, и он убирал их резким движением головы, в голову ей лезли только непристойные мысли. Думать так о преподавателе не следовало, но ей было трудно удержаться. Она не могла воспринимать его только как своего профессора или как отца своего друга. Она видела его в моменты слабости, когда он был разбит и раздавлен обстоятельствами, когда его сердце истекало кровью, и он был не в силах это скрыть. Она знала его таким, каким знали очень немногие, только очень близкие люди. И в те моменты жизни, когда ей самой казалось, что свет угас и жить больше незачем, он тоже был рядом с ней. Нет, пусть он ее учитель, но это временно. Через полгода это закончится, а все остальное останется. Надолго.
