— Разболтался ты, — оборвал его Жилло. — Отдохни, отдышись. Может, поскрипишь еще. Хотя за доносы твои сам бы тебя пристукнул!
— Жилло, я не мог без того перстня… Я увидел его — и полюбил, ты так женщину не полюбишь, ребенка так не полюбишь, как я — этот перстень!.. Женщина — это тьфу по сравнению с тем камнем, я и в молодости это знал…
И тут ювелир, совсем уж растосковавшись, начал вспоминать несуразную свою молодость, голодную да холодную, и жалкую свою зрелость, без капельки живого тепла, и женщин каких-то пронырливых, так ничего и не понявших, и много всяких людей, обижавших его за почитай что девяносто лет жизни. Жилло слушал и молчал.
И противно ему было, что вот он сидит здесь, слушает предателя, доносчика, лгуна, и печально — маялся умирающий старик, пытаясь оправдаться и поверить в собственные оправдания.
— Слушай, Жилло. Ты тогда мне ведь не всю коллекцию вернул, самое главное ты и не брал… — признался наконец ювелир. — Ты взял то, что сверху. А были еще сокровища, шедевры… Знаешь, однажды я даже спас шедевр. Без меня он погиб бы…
— Однажды… — вздохнул Жилло. — Хотелось бы знать, как к тебе попали все прочие шедевры… Небось, за каждым — донос?
— Я покупал, Жилло… Люди знали, тайно несли мне… Но мне воздастся, Жилло — я действительно спас шедевр! Пойди, открой самый нижний ящик, он с секретом…
Ювелир захрипел и Жилло торопливо посадил его повыше.
— Планку в левой стенке отодвинь… — велел старик.
Все ногти себе ободрал Жилло, возясь с планкой. И извлек погнутый обруч, темный, грязный, с покосившимися зубчиками.
— Это, что ли? — спросил с немалым удивлением.
— Это.
— Ты бы его хоть почистил, свой шедевр…
— Незачем. Я и так знаю… Там сбоку я добрался до узора, погляди…
Жилло повертел обруч и увидел-таки пятнышко блестящее, полированное, а по нему — тончайшим резцом кусочек гирлянды роз. Повертел он еще в руках странный шедевр.
— Тут вроде камни были и кто-то их выковырял, — обратил он внимание на пустые гнезда. — Что же ты его не починил?
— Не мог, Жилло. Я же плохой ювелир! Я и вообразить не мог, какие ему нужны камни, как он был выгнут своим мастером. А вот тут шел накладной обруч — откуда я знаю, каким он был? Я чувствовал, что бы я ни сделал — я испорчу это чудо… Пусть уж остается, как есть.
— Потому он у тебя в коллекции и главный! — сообразил Жилло. — Ты же сто раз представлял его себе таким, каким он должен быть. И это было сто разных шедевров! Так?
— Ничего я не воображал… — вздохнул ювелир. — Куда мне воображать… Ты только не уходи, побудь со мной… немного осталось… Я ездил по южному побережью залива, и мне принесли его дети. Кто-то подобрал его… даже непонятно, когда… Взрослые выковыряли камни и продали… а обруч побоялись продавать из-за роз, наверно… Они же рыбаки, откуда им знать, что я покупаю в тайне? Накладной обруч дети отвинтили и потеряли… головы бы за это им поотвинчивать!
— Угомонись ты, больно шумно помираешь.
Жилло не верил, что старик действительно возьмет и скончается. Ну, весь в испарине и хрипит — мало ли по каким сквознякам хрыча носило? И сам себя не разумел: если он не верит в эту агонию, то зачем сидит и поправляет старому вруну одеяло? А если верит — то, наверно, надо бы с Гаем Балодом как-то помягче, хоть он и доносчик? А?
Трудно помирал старый ювелир. Придет в себя на несколько минут — ищет взглядом Жилло, еще что-то спешит ему рассказать о пряжке, купленной у слепой цветочницы, о браслете, полученном в заклад и не выкупленном, о странном хозяине, учившем его ювелирному ремеслу и вдруг ни с того ни с сего прогнавшем… Замолчит, продолжая держаться за руку Жилло, полежит без памяти, опять вскинется, опять заговорит непонятно о чем…
Раз этак сто хотелось Жилло встать и тихонько уйти. Он уж и служанку Клодину вполголоса звал — нет, как сгинула старая перечница! Оставалось сидеть на краю постели и ждать, сидеть и ждать…
И были это вовсе не самые приятные в жизни графского слуги сутки. Кроме всего прочего, он как у Денизы поужинал, так крошки во рту не имел.
Уже совсем стемнело, а темнело поздно, когда Дедуля с Малышом догадались его поискать. Но вот кусок хлеба принести — не догадались. Послал их Жилло хоть чего-то или купить, или стянуть. Пошли и пропали. Вернулись, правда, часа через два с половиной пирога и сыром. Еще бутылку принесли, а в ней — на самом донышке. Как шли, так по очереди и прикладывались.
Все втроем дождались они у ювелировой постели утра. А сам ювелир этого утра уже не дождался.
— Ну, наверно, надо служанку поискать? — растерянно спросил Жилло, закрыв краем одеяла лицо покойнику. — Не нам же его хоронить!
— Этого еще недоставало… — буркнул Дедуля. — Хотя ты же наследник! Наверно, старуха это очень хорошо запомнила. Так что придется с утра на кладбище идти, с могильщиками договариваться. Ладно уж, я схожу. Был такой неудачный год, что мы с Малышом на кладбище нанялись могилы копать. Нас там, наверно, еще помнят.
— Давай, — сказал Жилло. — Приводи их сюда с носилками… или с чем там им полагается…
Дедуля обернулся быстро. У могильщиков для таких случаев лошадка имелась. С гробами, правда, было сложно. Нарядные гробы Дума еще когда отменила, а запас простых к концу подошел. За немалые деньги взяли покойнику-ювелиру сосновый гроб и уплатили за земляные работы. С тем могильщики и увезли старика.
Жилло тоже на кладбище с ними пойти думал, да братцы-воришки отговорили. Без него, сказали, ювелира скоренько упокоят в земле, а с ним — церемонии прощальные затеют, чтобы еще денег из неутешного наследничка выкачать.
— Наследник… — и Жилло крепко задумался. — Что же мне делать с этим дурацким наследством? Куда его девать?
— Поскольку за наследство налог дерут, со всей его стоимости, надо бы коллекцию припрятать, — мудро посоветовал Дедуля. — Тем более, что о ней, судя по твоим словам, никто не знает.
— Куда же ее девать? Разве что к Денизе? — больше ничего Жилло на ум не шло.
Но братцы как-то странно переглянулись.
— Знаешь, Жилло, лучше бы не связываться с этой Денизой, — загадочно сказал Малыш. — Вот вредная баба…
— В чем дело, ребята? — забеспокоился Жилло. — Что еще за новости?
— Никаких особых новостей, — чуть ли не хором отвечали братцы.
— Ну так и пошли отсюда! — взяв себя наконец в руки, распорядился Жилло. — Вы — на кладбище, я с коллекцией — к Денизе. Какого лешего теперь тут сидеть?
Он выгреб из ювелирского комода все, о чем рассказывал ему покойник Балод, включая грязный и погнутый обруч. По карманам распихивать не стал спустившись вниз, нашел походный кожаный мешок, с которым ювелир, очевидно, странствовал по побережью. Прихватил еще полотенце на кухне. Упаковал Жилло коллекцию так, что ни цепочка не звякнула, в мешок уложил, сверху запихал медную ступку с пестиком — мало ли кто в мешок сунется?
