— Жил небогато, — согласился Жилло, — а оставил мне вот что…
И вынул из кожаного мешка ступку с пестиком.
— Фамильная реликвия, что ли? — поинтересовалась Дениза. — Не густо!
Сунул Жилло руку в мешок — а там ничего. Одна дырка — сделанный острым ножом разрез. И нетрудно догадаться, чья работа. Пошарил он в растерянности на всякий случай — и извлек грязный обруч.
— Тоже реликвия?
— Реликвия, — справившись с собственным изумлением и не желая признаваться, что и его братцы-воришки вниманием почтили, отвечал Жилло. Вот, погляди. Это — золото. Его только вычистить надо.
Показал он Денизе начищенный пятачок с розами.
— Да, — разглядев и прикинув на руке, согласилась она. — Если на вес продавать, и то — немало. Я так понимаю, что ты отдаешь мне эту штуку в заклад, а я тебя деньгами снабжаю на открытие лавки?
Жилло и понятия не имел, что сделал Денизе такое коммерческое предложение. Он не мог продать коллекцию, но отдать что-то в заклад?.. Об этом ювелир, кажется, ничего не говорил?
И тут Жилло вскочил на ноги. Всякое самолюбие из головы как ветром вымело!
— Я же слово дал! — воскликнул он. — Я же честью поклялся!
— Чем-чем? — спросила Дениза. — Ты это слово в Кульдиге позабудь. Не маленький!
— Не могу, — жалобно отвечал Жилло. — Меня ювелир потому и наследником сделал, чтобы я его коллекцию спас. А они, поганцы, ее утащили!.. Нет, я им шеи переломаю!
— Их сперва найти надо, — намекнула Дениза. — Давно мне эта парочка не нравилась! Ступай-ка ты к тетке Тиберии. Я ее на днях приютила, подвальчик ей сдала — не нарадуюсь! Она в блюдце с водой поглядела — и пропавшую серебряную ложку мне нашла, такую с носом, для соуса. Иди, иди! А я на кухне буду. Потом вызовешь меня — договоримся насчет процента.
Указала Дениза Жилло, где потайной ход начинается, чтобы время не тратить, кругом не бежать. Проскочил он, согнувшись, эти двадцать или сколько там футов — в конурке вынырнул. Открыл деревянную дверцу — а это, оказывается, с другой стороны — вроде как шкаф. Хитро оборудовала ход Дениза.
— Это еще что за явление? — воззрилась старуха на Жилло, который лез из шкафа. — Вроде я тебя туда, голубчик, от мужа не прятала!
— Тетка Тиберия, дело есть, важное! — обратился Жилло. — Доставай блюдце с водой, приглашай кота на стол!..
— А я думала, ты про приятеля своего спросишь, — нахмурилась старая ведьма. — Ну и досталось же парню! Сонным его держу, во сне все раны лучше заживают. Да ты куда?! Будить его не дам! Ишь, всполыхнулся!
Как-то хитро захватив руку Жилло, тетка Тиберия оттащила его от своей постели, где спал Мак, и поставила на приличном от нее расстоянии. Пристыженный Жилло даже не сильно сопротивлялся.
— Сам проснется! Я полотенца и рубашку его отстирала, за это с тебя особо возьму, — напомнила она. — Ну, что за печаль? Кто мальчика обидел?
— Да ребятки эти, которые со мной тогда были. Представляешь обокрали, негодяи… Мешок разрезали! Упустил я их!
Думал Жилло — сейчас и эта ведьма начнет, на манер Денизы, нотацию читать, однако ж нет, лишь усмехнулась старуха.
— Руки у них балуются, — загадочно сказала она. — Ну, садись и смотри внимательно.
Поставила тетка Тиберия на стол мисочку с водой, пошарила веником под кроватью и добыла оттуда кота своего.
— Полезай на стол, заспанная рожа, — сказала. — Опять твой хвост понадобился!
Нариан прыгнул и уселся задом к мисочке. Всем своим видом он говорил — ну, дался же вам мой хвост, свои бы отрастили!..
Опять старуха зеленую свечку зажгла, опять сушеной травы в воду покрошила. Провела над мисочкой кошачьим хвостом…
— Ну, гляди…
Склонился Жилло — и улицу увидел, и братцев-воришек, которые бодро топали в неизвестном направлении.
— Можешь им по шеям накостылять, только быстренько! — приказала старуха, вручая ему палочку. — А то магия много шуму поднимает, боюсь, услышит кто-то из нашей братии…
Схватил Жилло палочку. И — положил на стол.
Ведь дадут деру Дедуля с Малышом — тем все и кончится. А ему ювелирову коллекцию спасать надо. Что ему радости от того, что они неделю шеи почесывать будут?
— Дедуля! Малыш! — строго позвал он. — А ну, марш назад! Нечего коллекцию по городу таскать. Я кому говорю?
Там, в блюдце, смертельно перепуганные Дедуля с Малышом сперва обернулись на зов, потом друг на дружку вытаращились.
— Это ты дурачишься?! — свирепо спросил Дедуля, изготавливаясь к бою.
— Ну, мастер ты голоса передразнивать… — пятясь, но тоже подводя к груди кулаки, отвечал Малыш.
— Если сию же минуту не явитесь, пеняйте на себя! Ох, и достанется вам, клянусь честью! — предупредил Жилло и, не дожидаясь приказа старухи, замутил кошачьим хвостом воду.
— Разумно! — одобрила старуха.
— Послушай, тетка Тиберия, надо бы все-таки Мака разбудить, попросил Жилло. — Очень мне интересно знать, почему орифламма ко мне вернулась!
— Что, что к тебе вернулось? — переспросила та.
— Орифламма, — почему-то смутился Жилло. — Или как она там называется? Такая штука вроде знамени, ну, ты же ее видела, бархатная!
— А что, она уже была у тебя? — насторожилась тетка Тиберия.
— В том-то и дело… Но тогда мне ее женщина дала.
— А ты?
— А у меня ее капитан «Золотой Маргариты» забрал. И вот прислал Мака. Что бы все это значило?
— Хм, орифламма… — старуха диковинно почавкала губами, словно пробуя слово на вкус. — Ладно уж, сейчас разбудим. Да погоди ты, я сама…
Подошла она к постели и провела рукой над лицом спящего моряка.
— Куда это я попал? — открыв глаза, спросил Мак. — Студиозус?! Да ведь тебя я и искал!
Схватился он за грудь — боль почувствовал.
— Кабан!.. — вспомнил. — Ох, а орифламма?..
— Все в порядке, орифламма уже у меня. Она тебя и спасла, — объяснил Жилло. — Он, мерзавец, в ней клыками запутался, а пока разбирался, мы подбежать успели.
— Что это в Кульдиге делается? — Мак неудачно шевельнулся и поморщился. — Кабаны какие-то ночью по улицам бегают! Оборотень, что ли?
— Оборотень, — увесисто сказала тетка Тиберия. — И еще какой. Ты говори, говори, только шевелись поменьше, он тебя хорошо клыками пропахал. Кабы не бальзамчик мой, за тебя бы уже могильщикам платили.
— Спасибо тебе, бабушка, — ответил ей Мак, насколько возможно, отстраняясь от жутковатой ведьминой физиономии. Надо было бы, конечно, еще чего-то любезного добавить, но так смутили молодого моряка бородавки на носу, седая щетина на подбородке и над глазами, прочие положенные ее возрасту и роду занятий прелести, что он только вздохнул.
