Александр Бруссуев - Не от мира сего-3

Садко снова оглядел своих земляков, словно не решаясь, с чего бы начать, но ответил односложно:

— Гуанчи[92].

Но начинать рассказ о неведомых гуанчах следовало бы с совсем давних событий, имевших место в далеком Новгороде и случившихся с совсем другими людьми. Садко помнил о минувшем времени, будто это было вчера.

Переделав всю насущную работу в доме у вдовы Буслаевой, требующую физической силы и навыков, Садко, как ему это уже было привычно, отправился на Ильмень-озеро. Разведывательная миссия была необходима для того, чтобы создать для себя представление: где и какую рыбу можно ловить.

На востоке, у впадения в озеро речки Мста оказалось очень много любопытных, с точки зрения рыболова, мест. Вместе с Мстой множество маленьких ручьев поблизости от нее промыли себе русла в Ильмень, причем, температура воды у каждого была разной. Попадались и островки, до которых легко можно было добраться на лодке, а у этих клочков суши — омуты. Говорили знающие люди, что с юга Ильмени рыбы — вообще не переловить, но Садко к этим разговорам отнесся без особого доверия: каждый берег хвалит противоположный, а до него еще добраться надо. К тому же там берега заболочены, так что передвигаться по ним затруднительно. Впрочем, судак, линь, лещ, язь, голавль на севере точно такой же, как и на юге. А сиг и хариус — нет. Спустившийся из Ладожского озера по Волхову сиг предпочитает кормиться вблизи Мсты, нереститься здесь же и, соответственно, ловиться. Вкусней сига может быть только хариус.

Садко уже после первого посещения озера понял, что без рыбы маленькая семья Буслаевых не останется ни в какое время года. А Ильмень не обеднеет, даже если он, Садко, очень будет стараться. Даже если он только этим и будет заниматься. Но планы-то у него были другие.

Жужа приспособился дом караулить, не рассеивая свое внимание на бродивших во дворе по своим делам котов. Те эту жертву оценили высоко и пристрастились, в свою очередь, есть из собачьей кормушки. В общем, у животных был полный порядок.

А Садко, умудренный опытом прошлой жизни, совершил поход к главному музыканту Новгорода. Тот, как и ожидалось, сказался слишком занятым для общения с кантелистом, никому неизвестным. Ну, да мы не гордые, решил лив, дождавшись субботних распродаж у большого земляного вала. Присел возле мужичка, торговавшего горшками, испросил у него соизволения на игру развлечения ради и тронул струны.

Жужа, сопровождающий хозяина, недоуменно посмотрел на него, едва только Садко запел. Горшечник же от нечего делать начал отбивать ритм на одном из своих горшков. Словом, получилось хорошо, хотя народ в большинстве своем ничего не понял. Ну, не побили — и то ладно.

Потом лив сыграл народную песню: «Собака бывает кусачей только от жизни собачей». Жужа от изумления чуть в обморок не хлопнулся — собачья тема редко когда поднимается исполнителями. Садко сыграл тем временем еще одну лирическую композицию: «Человек — собаке друг, это знают все вокруг. Еще никто не замечал, чтобы хоть раз он зарычал». Горшечник в восторге захлопал в ладоши и подарил музыканту свой горшок. В смысле, самолично сделанный горшок, который при желании можно было приспособить под ночную вазу.

Лив от подарка, конечно, не отказался, хотя определил для себя нынешнее выступление, как некоммерческое. Надо было проверить свою возможность играть перед избалованной всякими талантами столичной публикой. Определить не то, как его радостно примут, а то, как он сам себя будет чувствовать. Что же — ничего страшного не произошло, хоть в лесу играй, хоть во дворе за забором перед Жужей, хоть в Ладоге на застолье — все едино. Перед публикой, конечно, интересней. Она, например, горшок может подарить.

Садко закончил на сегодня радостной песней: «Не дразните собак, ля-ля-ля-ля, ни собак, ни кошек», откланялся перед немногочисленными слушателями, вывел из ступора слегка обалдевшего пса, почесав того за ухом, и собрался уходить.

— Парень! — спросили его. — Имя-то у тебя имеется?

— Садко, — без ложной скромности ответствовал он. — К вашим услугам музыкант из Ладоги.

Они с Жужей ушли, оставив позади себя несколько человек, засомневавшихся «на чем это играл скальд: на домбре, кантеле, или просто на нервах»? Садко не стал развеивать никакие сомнения.

К тому же было уже некогда: именно сейчас, в конце весны, щука ловилась, как нельзя лучше. А вместе с щукой и хитрый брат хариус, готовящийся к нересту — желанная рыбацкая добыча — где-то ждал, чтобы изловиться. Не всем ловцам, конечно, удается его поймать, но пробуют все.

Садко к этому делу подошел со всей тщательностью, свойственной ему. Чего таскать пудами окуней и ершей из озера, если можно, тщательно все продумав и уповая на долю везения, вытащить снасть, а в ней, либо на ней — чудо-рыба. Кто как ее называет — forelli, mullonen, purolohi, rautu, tammukka, harjus — вкус у нее от этого менее изысканным не становится. Соответственно, спрос и цена.

В первый же вечер Садко, запустив живца, отловленного по такому случаю на мелководье, добыл не только судаков и щук, но и рыбу, с которой пришлось долго соперничать, вываживая ее к берегу. К нему на лодке даже подошли сочувствующие, настроенные вполне доброжелательно по случаю удачного щучьего промысла.

— Кого, паря, тащишь? — поинтересовались они.

— Вот вытащу — тогда и узнаю, — ответил Садко, уже слегка утомившись борьбой.

— А не русалку ли за хвост зацепил? — засмеялись с лодки.

— Или царя Морского за бороду? — сразу же развили тему.

Лив не мог отвечать, он, наконец-то, исхитрился и заставил рыбину глотнуть воздуха. Как известно, обитатели глубин это дело уважают не очень, потому что становятся вялыми и малоподвижными. Садко этим воспользовался и вытащил на берег пятнистую бурую зубастую особь в два локтя длиной.

— Taimen! — почти испуганно прокричал кто-то с лодки, и они тут же пристали к берегу: не каждый день можно наблюдать поединок кумжи[94] с человеком, в котором победа не за рыбой.

— Ай, да паря! — восхищались рыбаки, позабыв про своих щук. — Такая кумжа весь наш улов перетянет!

Садко ничего не отвечал, только улыбался и кивал головой. Его заставили признаться, где он живет, да чем еще занимается. На том все и разошлись: круги по воде, люди по домам и слухи по ушам. На следующее утро Садко проснулся знаменитым.