Понял, что она ничего не поняла.
Ничегошеньки.
Все, что он мог слышать.
«Кончено».
Кончено. Повторяй, снова и снова. Выше леса. Дальше радуги.
Как она ошибается. Во всем. Это же очевидно. Ты не можешь решить прекратить это. Если бы она могла. Если бы это могло сработать. Он бы сделал это, разве не ясно? Еще черт знает когда. Даже раньше, чем оно началось.
Он не хотел. Ничего из этого. А сейчас она думает. Думает, что все кончено.
И она верит себе. Абсолютно. Мерлин… почему… ты что, не понимаешь, что все зашло слишком далеко?
Пробормотать «пока» вслед ее исчезающей спине. Глядя, как она поворачивает за угол.
Еще раз.
Она не может верить.
На самом деле, не может верить в это.
Потому что он не верил.
― Я тут подумала, ну, и… кое-что должно измениться, Драко. Но я готова попробовать еще раз.
― Что?
Пэнси шла за ним всю дорогу из Главного зала и загнала в угол в пустынном коридоре третьего этажа.
― Мы. Я готова дать нам еще шанс.
Драко не слишком хорошо позавтракал. Он просто… сидел и придумывал причины не верить. Причины, почему она ошибается. Пялился через весь зал на Грейнджер. Поттер сидел к нему спиной, а Уизли лицом, и убийственного презрения в его глазах с лихвой хватало для того, чтобы опустить, отвести взгляд. Но Драко только переводил его обратно на Гермиону. В ожидании, что она поднимет глаза.
Ни разу. Она ни разу не взглянула на него.
― Драко, ты меня слушаешь?
Пэнси раздраженно уперла руку в бок. Во всем ее облике было что-то отчаянно уязвимое. Весьма необычно для шлюхи вроде нее.
― Да, слушаю.
― Ну?
«Что ну? Это что, шутка? Ты последнее, о чем я думаю, Пэнси. Честно говоря, настолько последнее, что не уверен, что мысль о тебе вообще когда-нибудь придет мне в голову».
Драко вздохнул.
― Слушай, Пэнси. С чего ты взяла…
― Я заметила — в последнее время с тобой что-то не то. В общем… ты такой несчастный, Драко. Наверное, из-за того, что мы поцапались.
― Что?
― Знаешь, мне тоже плохо. Вот я и думаю — нам просто надо попробовать помириться. Естественно, кое-что придется изменить, но…
― Заткнись, Пэнс, ― пробормотал Драко, мотая головой. ― Просто, пожалуйста. Заткнись. ― Он чувствовал себя выжатым, как лимон.
Если бы это было в любой другой день. Если бы Драко не был так переполнен кипящим неверием. Потерян, без остатка, без нее. Грейнджер. Тогда бы он расхохотался, на весь коридор. Из-за того, что Пэнси могла вообразить, что их отношения значат для него больше, чем стакан тыквенного сока за завтраком. Каковой, если честно, не значил почти ничего.
Разумеется, она надулась из-за того, что ей не дали договорить, и, как всегда, требовала объяснения — молча, поджав губы.
― Ты несешь чушь, ― сказал Драко. Коротко и ясно.
― Извини, что?
― Брось, Пэнси. Ты и я? Это была просто е*ля.
― Я пытаюсь дать тебе шанс, Драко! ― она кипела от ярости.
Драко снова помотал головой.
― У меня нет на это времени. Извини.
― Ты извиняешься?
Он обдумал это.
Да. Да, ему было жаль. Разве не странно? Ему было плевать на ее чувства. Они его не заботили, как заботили бы порядочного человека, но ему все равно было жаль. Потому что больше всего на свете хотелось, чтобы все было иначе: почти хотелось чувствовать все это к Пэнси, а не к Гермионе. Как все было бы просто. Как удобно.
― Да, Пэнс. Я извиняюсь.
Пэнси выглядела так, как будто ее ударили по лицу.
― И за что конкретно ты извиняешься, Драко? ― выплюнула она, ― За шлюху Грейнджер? Давай, скажи это. Как будто я раньше не знала.
Как быстро она об этом заговорила. Драко пришло в голову, что Пэнси с самого начала предполагала, что будет послана.
― У меня к тебе нет никаких чувств, Пэнси. Придется смириться.
― Отвечай на вопрос, Малфой!
Он хотел. Действительно, честно хотел. Швырнуть правду ей в лицо, здесь и сейчас. Зная, что она раззвонит по всему миру. Малфой и грязнокровка. Разве может быть больший позор для его имени? Хотя, какая разница? Наверное, это все равно убьет его, рано или поздно.
«И да, я хочу ее. Засунь это в свою немерянную пасть и проглоти, Паркинсон».
― Я уже сказал. И не собираюсь повторять.
― Что? Что ничего нет? Думаешь, я поверю? После всего?
― Если честно, мне насрать. Мне уже все равно, Пэнси. Ну когда ты это поймешь? Я тебе никогда не докладывался, и не собираюсь. У нас с тобой никогда не былоничего, кроме секса.
― Ты сказал ее имя.
― Что?
― Той ночью, ты сказал ее имя.
― Какой ночью?
― Когда вернулся с собрания префектов. Ты злился, помнишь? Сказал мне заткнуться. Ничего не говорить. Развернул и нагнул на кровать. Зачем? Чтобы не видеть, кто это? Чтобы можно было представить, что я — это она?
― Может, мне просто нравится эта поза.
― И когда ты кончил, ты прорычал его. Ее имя.
― Может, тебе послышалось, Пэнси. Не приходило в голову?
― Мне никогда ничего не слышится, Малфой. Ты представлял, что я — это она.
Да. Представлял. И только сейчас это понял. Но не мог признаться. И не только из-за собственного позора. А почти. Почти из-за Грейнджер.
Если это выплывет наружу. То уничтожит их обоих.
― Зачем ты это с собой делаешь? ― голос почти бесстрастен, в голове пустота. ― Если так уверена, что я сказал имя другой девки, с какой радости хочешь дать нам еще шанс? Я думал, ты не потерпишь пренебрежения, Пэнси. А кто попробует — тому не поздоровится. Так зачем?
Мгновение она колебалась. Потом, кажется, нашла слова.
― Это имеет смысл. То, что мы вместе. Мы чистокровные, Драко, а чистокровные не должны путаться со всякими прочими.
Он был полностью согласен. Совершенно не должны.
Но почему-то делал это.
― Тогда почему не кто-то еще? Я не единственный чистокровный в школе, Пэнс.
― Ты отклоняешься от темы.
― Нет. По-моему, это ты отклоняешься.
― Но все всегда думали, Драко. Все и всегда — что мы с тобой предназначены друг для друга…
«Кто, ради Мерлина?..»
― … и ты должен жениться на чистокровной. Мы на седьмом курсе, Драко. Твое время истекает.
Драко почти рассмеялся. И одновременно его почти стошнило.
―Жениться? Мы?
― Это желание твоего отца.
― Нет. Он никогда не высказывался прямо. И, если ты не заметила, он умер.
И тогда. Крошечная иссохшая часть его сознания шепнула. Что, может, он и умер, но все равно знает. А Драко ухитрится предать все, к чему стремился всю жизнь.
