— Оно и понятно. Наш клан не так многочислен, как остальные. К тому же дар изменения передается не всем.
— Но тебе он передался.
— Да. И, что греха таить, он очень хорошо развит. Во многом потому, что я рожденный вампир.
«Конечно, рожденный!» — подумала Алекса. Это объясняло многие особенности ее силы. Да, не часто ей встречались те, кто принадлежал к народу пьющих кровь с первого момента жизни.
— Я вижу, тебя это не слишком удивило, — улыбнулась Лазель.
— Ну, по сравнению со всем остальным…
— Понятно. Но я не лгала, когда раньше рассказывала о себе. Я действительно родилась на Мальте. Вот уже многие тысячелетия там располагается основная резиденция нашего клана. Моя мать — Наиль…
— Постой, ведь, насколько я знаю, Наиль — член Совета. Того самого, который подчиняется только нашей королеве.
— Да, ты права. Моя мать член Совета и соответственно глава нашего рода. Когда-нибудь мне придется занять ее место. — В голосе Лазель не слышалось особого энтузиазма по этому поводу. Словно это было для нее неотвратимой данностью.
— Но почему тогда ты здесь… одна? Ведь у тебя семья…
— Вот уже больше двухсот пятидесяти лет, как я живу одна, лишь изредка навещая родителей. Только так я чувствую себя самостоятельной, самодостаточной, а не вечным ребенком.
— Понимаю, — усмехнулась Алекса.
— Я — вампир и сделала этот выбор более чем сознательно. Моя сила равна силе магистра и все еще возрастает. Моя мать понимает это и готовит меня к тому, что когда-нибудь я займу ее место. И все-таки… она — прежде всего мать.
— Мне кажется это вполне объяснимым. Ведь у нашего народа дети всегда являются желанными, чуть ли не высшей благодатью.
— Это так, — кивнула Лазель, соглашаясь. — Нашему роду это известно лучше других.
— О чем ты? — переспросила Алекса.
— Может, ты слышала легенду, рассказывающую о появлении нашего рода?
— Нет, никогда.
— Что ж, я расскажу. Мне почему-то хочется это сделать. Наверно, ты хорошо на меня влияешь, — улыбнулась Лазель, сцепив руки на животе. — Так вот. Легенда гласит, что когда появилась Первейшая Королева, то обратила десятерых. Не одновременно, конечно. Просто она устала от одиночества. Эти десятеро были ее птенцами, и они же положили начало десяти кланам. Они творили своих птенцов, те — своих, и так далее.
Но лишь одна из обращенных Первейшей, Шат, не последовала примеру остальных. Прошло четыре тысячи лет, а она сотворила лишь одного птенца. Вернее, одну. Казалось, этим двум никто не был нужен, кроме друг друга. И они хотели скрепить свой союз вечными узами. К тому же Шат унаследовала очень многое от силы Первейшей, но ее таланты, в отличие от остальных, еще никак не проявились.
История умалчивает, как именно получилось, но эти двое обратились к Первейшей. Они стали первыми и, насколько я знаю, единственными, которым было разрешено посетить Катакомбы. Когда они вернулись оттуда, то стали другими. У них появился дар нашего клана — способность менять пол. Легенда говорит, что лет через сто после этого у них родился сын, который позже стал вампиром. Клан Инъяиль стал расширяться. Но, повторюсь, этот дар проявляется не у всех. И до сих пор наш клан считается чуть ли не мифическим.
Вампирша закончила свою историю, но Алекса продолжала молчать, на ее лице отражалась задумчивость. Тогда Лазель сказала:
— Я вижу, в твоих глазах застыл какой-то вопрос. Спрашивай. Уверяю, каким бы он ни был, я не обижусь.
— Ты говорила, что являешься рожденным вампиром. — Алекса старалась покорректнее сформулировать вопрос: — Но какова твоя истинная суть?
— Ты имеешь в виду, кем я родилась? — лукаво улыбнулась Лазель.
— Да.
— Конечно, мы не бесполы. Я родилась девочкой и воспитывалась в основном как представительница женского пола. Но, конечно, меня учили и некоторым вещам, которые свойственны мужчинам. Меня старались подготовить ко всему. Впервые я изменилась, когда мне было почти сто лет. И длилось это недолго: день или два.
— А не опасно тебе долго находиться в измененном состоянии?
— Абсолютно нет. Проведи я так хоть пятьсот лет. Были в нашем роду случаи, когда мужчины меняли пол и вынашивали детей и наоборот.
— Хм. Это изменение настолько реально?
— Да. Я же говорила, после него приобретаются все физиологические особенности пола.
— Удивительно! — выдохнула Алекса, откидываясь на спинку дивана.
— Ну, у каждого клана свой удивительный дар, — протянула Лазель.
— Наверное, — пожала плечами вампирша.
— А какой дар у тебя? — На ее лице был написан подлинный интерес.
— Не знаю.
— Как так?
— У каждого вампира нашего клана это бывает по-разному.
— И к какому клану ты принадлежишь?
Лазель столько ей рассказала, так что Алексе было неудобно промолчать, да и желания таиться почему-то не возникало. Она сказала:
— К клану Инферно.
— Ты — инфернит? — Теперь настала очередь Лазель удивляться.
— Да.
— Значит, твоя создательница…
— Наша королева, — закончила за нее фразу вампирша.
— Поразительно! О ней ходят еще более фантастические легенды, чем о нашем роде! Как она выглядит?
— Ты должна была ее видеть, раз твоя мать член Совета.
— Но я же нет. К тому же я не часто бываю дома. Так какая она, наша королева?
Алекса не любила вспоминать о ней и тех временах, когда они жили вместе, так как их расставание произошло не слишком хорошо. Но сегодня, она решила сделать исключение.
— Менестрес — замечательная женщина, — начала Алекса. — И вампир такой силы, какая нам всем и не снилась. Если кто из нас и способен творить чудеса, так это она.
— И ей действительно больше шести тысяч лет? — с придыханием спросила Лазель.
— Да, это так, хотя даже сильнейшие из нас не способны определить возраст королевы без ее на то желания.
— А как вы встретились?
— Она попросила меня подковать ее лошадь, потом остановилась в моем доме.
— Вот так просто?
— Вот так просто.
— И что было потом?
— Потом, спустя где-то год, она обратила меня. Я стала птенцом Менестрес. Стала им по собственной воле.
— Но почему я вижу в твоих глазах печаль? — участливо спросила Лазель.
— Нет, я не жалею о тех временах, просто… Алекса пыталась подобрать слова, но ее собеседница дотронулась до ее руки, проговорив:
— Не стоит. Не говори о том, что тебе неприятно.
— Спасибо, — одними губами прошептала вампирша. Ей и вправду не хотелось развивать эту тему.
Только сейчас они заметили, что за окном давно рассвело. Слабые лучи зимнего солнца изо всех сил пытались прорваться сквозь глухие шторы. Лазель вздохнула и сказала:
