— Ну, договаривай! — подбодрил я шерифа. — У тебя в конце концов получится.
Тут один из воинов что-то крикнул и, пришпорив коня, бросился к шерифу с обнаженным мечом.
Унылик в два шага заступил дорогу вояке, схватил и его, и лошадь, встряхнул хорошенько и отшвырнул в сторону. Воин ударился затылком о камень и затих. Лошадь встала на ноги и ускакала.
— Я так понимаю, что он твой заместитель, или как это тут у вас называется?
Шериф кивнул.
— Я предал Сатану и королеву. Убей он меня — он бы стал шерифом.
Я взглянул на блестящие черные волосы несчастного и обратил внимание, что не такие уж они и блестящие. Вот сединка, вот еще одна.
— Гм... не сочти мой вопрос невежливым, шериф, но сколько тебе лет?
— Девяносто семь. Жизнь и молодость я сохранил благодаря черной магии и... айййй! — Он весь скорчился от боли. — И чего я только не натворил ради этого заклятия, скольких же я погубил! О нет, только справедливо будет, если все мои годы теперь навалятся на меня!
А они навалились — он старился прямо на глазах. Черная магия, поддерживавшая его молодость и силу, исчезла в тот миг, когда шериф отрекся от сделки с Дьяволом. И теперь ему приходилось расплачиваться с жизнью числом прожитых лет.
— Найди священника, — посоветовал я, — как можно быстрее, пока ты еще на это способен.
— Найду! — воскликнул шериф, вскочил в седло и решительно сжал поводья. Своим людям он крикнул: — А вы возвращайтесь в мой замок да скажите там, что я не вернусь! И еще скажите, что все мое колдовство рассыпалось в прах перед чародейством этого чужеземца! Советую и вам покаяться, ибо власти Зла скоро придет конец!
Бледный как смерть Фриссон вложил мне в руку новый обрывок пергамента. Я удивился, но, быстро пробежав глазами стихи, одобрительно кивнул и негромко прочитал:
В том, что он грешен, — ни капли сомненья,
Но уходить в мир иной ему рано.
Прежде свершить от грехов очищенье
Должен. Тогда и затянется рана.
Жизнь быстротечна и летуча — это так!
Но ход ее замедлить все же можно,
Коль различить, что истинно, что ложно.
Спроси у праведника — скажет: «Это так!»
Второе четверостишие было написано явно в манере «рубай», но критиковать Фриссона я не собирался. Шериф взволнованно оглянулся.
— Что вы сказали?
— Ничего особенного, — заверил я его. — Тебе лучше поторопиться. Кто знает? Сюэтэ запросто может назначить нового шерифа еще до захода солнца.
Несчастный грешник поежился и развернул коня.
— И то правда! — крикнул он. — Прощай, чужеземец! Я зря проклинал тебя. Теперь я тебя благословляю. Мучения очистили мою душу. Но берегись королевы: никакое заклинание не наделит ее совестью!
— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил я бывшего шерифа и обменялся обеспокоенным взглядом с Фриссоном. — Счастливого пути.
— Пусть мне придется пережить мучительнейший из путей, но я не стану роптать. Прощайте!
Он ускакал в лес. Я успел заметить, что по кругу он проехал по часовой стрелке!
А его люди, поворчав, поворотили коней и ускакали обратно в ту сторону, откуда появились.
Я обернулся к друзьям.
— А давайте срежем путь — пересечем круг, — что скажете? Да побыстрее скроемся в лесу. Нечего нам под открытым небом шататься.
* * *
Ближе к вечеру деревья расступились, и мы вышли на открытую ровную местность, где росли лишь чахлые кустики. Они тянулись полосами, указывая, что около них когда-то текла река. Около одного из таких кустов мы и остановились на ночевку. Перекусили по походному: запили кипятком какую-то еду картонного вида и вкуса — и растянулись. Ну, то есть это Жильбер с Фриссоном растянулись. Унылик-то свернулся в громадный клубок. Я взял себе первую стражу — спать мне что-то не хотелось.
Не спалось и Анжелике с Фриссоном. Они целый час шептались о чем-то. Жильбер спал без задних ног, как полагается воину на привале. Его я разбудил на вторую стражу, перед рассветом.
Я лег, но уснуть все равно не смог. Угрозы Сюэтэ не шли у меня из головы.
Жильбер изумленно воззрился на меня — я сидел у догорающего костра, завернувшись в плащ, и смотрел на тлеющие угли. Он подошел и негромко, чтобы не разбудить Фриссона, проговорил:
— Неужели ты не ляжешь спать, господин Савл? Надо бы тебе набраться сил на завтрашний день.
— Я в этом не сомневаюсь, Жильбер. Вот только надо многое обдумать. Пытаюсь медитировать.
Он нахмурился.
— Это значит молиться?
— Да, это похоже на молитву, — ответил я, немного покривив душой. — Точнее, молитва может привести к медитации, и наоборот. В любом случае с помощью медитации можно отдохнуть и перестать думать о пережитых за день заботах.
— А-а-а, — понимающе кивнул Жильбер. — Тогда я оставлю тебя наедине с твоими благочестивыми помыслами, господин Савл. Доброй ночи.
— Доброй ночи, — ответил я и снова стал смотреть на угли, читая про себя мантру.
Поначалу мне показалось, что толку от моей медитации никакого: угли только напоминали мне о Преисподней, а из-за этого я вспоминал о Сюэтэ и о тех тучах, что сгустились над нами. Я отвел взгляд от костра и вместо углей стал смотреть на свои руки, сложив ладони «ковшиком». Я изо всех пытался представить, какой получается звук, когда хлопаешь в ладоши, и уже почти представил, как вдруг услыхал у себя за спиной едва различимый шепот. Склонившись к моему уху, Анжелика произнесла:
— Почему ты так грустен, господин Савл? Не могу ли я чем-то помочь тебе?
Помочь? Какая тут помощь! Да, у нее не было тела, но казалось, что оно есть — особенно по ночам, когда вся она так ярко светилась, когда были видны все изгибы ее дивной фигуры. Разве тут сосредоточишься? А уж о благочестии, про которое говорил Жильбер, и вообще речи быть не могло.
— Я не грущу, — чуть хрипловато отозвался я. Она испуганно вздрогнула и отстранилась. Я мысленно выругал себя и сказал более мягко: — Я обеспокоен. Я волнуюсь, не гонится ли за нами королева.
— Может быть, я все же сумею помочь... Она дотронулась рукой до моего лба, и, несмотря на всю бестелесность Анжелики, я ощутил прикосновение приятной прохлады. Я поежился, но не от холода, взял руку девушки и нежно (надеюсь — нежно) отвел.
— Твое прикосновение меня никак не успокоит. Оно может отвлечь меня от мыслей о королеве — это да, но тогда я уж точно не усну.
Девушка нахмурилась.
— Я не понимаю...
А я смотрел и смотрел на нее... Потом кивнул и сказал:
— Спасибо. Мне стало намного лучше. — Я заставил себя подняться на ноги. — Ты уж меня извини. От сидения никакого проку. Я лучше пройдусь немного!
