"Богиня, ты не собираешься принимать свой истинный облик?" – волк с интересом смотрел на повелительницу мира смерти, ожидая не столько ответа, сколько того, как она прореагирует на сам вопрос.
– Нет, – качнула та головой. – Зачем слепить пламенем тех, кто видит в нем лишь блеск костра? Вот если бы мы шли не к Намтару, а людям… Впрочем, здесь поблизости только караванщики, которых вряд ли удивит или испугает приход сестры их божественного спутника, пусть даже та соберет все свои силы, для того, чтобы произвести на них впечатление.
– Они боялись тебя, когда мы были в Керхе.
– Не меня. Они боялись поссорить нас с тобой. Видишь, даже они понимают, что мы должны быть союзниками.
– А разве я спорю с этим? – хмыкнул колдун. Ему было легко говорить с Кигаль. С ней он мог быть самим собой и не беспокоиться о том, как будут восприняты его поступки или слова – приняты с благоговейным трепетом, словно отражение самой несомненной истины, или бездумно отвергнуты и мгновенно позабыты, как не соответствующие тому образу, что сложился в умах.
За их спинами раздалось приглушенное ворчание.
– Что? – спросила Кигаль, повернувшись в сторону волка, смотревшего на нее исподлобья оценивающим взглядом. – Я сказала что-то не так? Ты ждал иного ответа?
Или ты не согласен с моим выбором?
"Шамаш не похож на Ута. Однако именно он – бог солнца. И еще. Он куда больший твой, – он наклонил голову в сторону богини подземного мира, – брат, чем тот, другой…" -Ты упрекаешь меня за это? – колдун нахмурился. Он не хотел огорчать друга, которому был обязан жизнью. – Прости, но я такой, какой есть. Похожий, непохожий – я не в силах этого изменить.
"Разве я сказал, что это плохо? – волк фыркнул. – Наоборот! Нам нужен именно такой хозяин! Ты жесток и властен, когда это нужно, и, в то же время, удивительно мягок и снисходителен, когда в холоде снежной пустыни нет необходимости… А теперь я отвечу на твой вопрос, богиня. Надеюсь, ты не рассердишься на меня за прямоту. Во всяком случае, мне бы очень не хотелось, чтобы так произошло".
– Говори, не бойся, – рассмеялась Кигаль, с любопытством поглядывая на рыжего волка. – Чего тебе бояться, ведь ты под защитой своего хозяина, который, как я вижу, не собирается давать тебя в обиду. Так что же было такого особенного в моем ответе?
"То, чего в нем не было. Знаешь, что я ожидал услышать?" -Нет.
"Одну короткую фразу: "Не твое собачье дело." Кто я такой, чтобы спрашивать тебя о твоих планах? Кто я такой, чтобы задавать богине вопрос, на который та вряд ли захочет ответить даже равному себе?" -Не знаю, я не задумывалась… – с ее губ сорвался смешок. Она вовсе не была ни разозлена, ни раздосадована. Немного удивлена – да. И еще. Ей было забавно вдруг взглянуть на себя, ту, которая стояла тенью за спиной, иными глазами. Ей даже удалось рассмеяться в глаза своему прошлому и те воспоминания, что обычно причиняли боль, обрели, наконец, покой.
"Значит, ты не сердишься на меня?" -Нет. Охотник, ответь и мне на один вопрос…
"Если смогу, богиня".
– Зачем ты спрашивал меня, если не ради ответа?
"Хотел проверить, достаточно ли ты изменилась, чтобы помочь Шамашу на том пути, который ему предстоит пройти".
– Ты мудр, золотой волк, – Кигаль с уважением взглянула на зверя, – и достоин того, чтобы быть его помощником.
"Да, я умен. Настолько, что понимаю: не мне отвечать на вопросы, которые задает хозяин. Я – лишь страж его безопасности. Ему нужен еще и советник. Ты ведь станешь им?" -Конечно.
– Хватит! – колдун протестующе поднял руки, прерывая их разговор. – Вы ведете себя так, словно я – центр мироздания!
– Возможно, так оно и есть, – взглянув на него, чуть слышно проговорила Кигаль.
Видя, что Шамаш собирается возразить, она остановила его. – Не надо, ничего не говори. Твое право преуменьшать свою роль во всех уже свершившихся и еще предстоящих событиях. Но если это так, значит и нам позволено преувеличивать то, что ты делаешь… Однако, мы вновь заговорились. А, между тем, если мы и дальше будем продолжать ползти как черви, то доберемся до зеркала Намтара веков эдак через пять, никак не раньше…
Хан фыркнул, оценив шутку, в то время, как колдун лишь озадаченно глянул на нее, не понимая.
"Не обращай внимание, – пасть волка приоткрылась, губы растянулись в широкой улыбке. – У него нет чувства юмора".
– Нет чувства юмора?! – богиня всплеснула руками. – Бедненький! Как же ты живешь без него!
– В моем мире наделенным даром было не до веселья, – эта странная жалость задела Шамаша, заставила его почувствовать себя не в своей повозке. – Да и сейчас, – он огляделся вокруг, – вряд ли время для шуток.
– Ты не прав, – качнула головой Кигаль. – Шутке везде есть место. Даже на пороге смерти. Без нее трудно жить и страшно умирать. Поверь мне, я-то знаю.
– Прошло уже десять дней. Десять! – Лина вся извелась. У нее больше не осталось ни сил, ни слез. Глаза поблекли, словно женщина выплакала их до самого дна, в волосах нитями паутины легла седина, лоб пересекли глубокие морщины. И вообще, глядя на нее могло показаться, что минуло не десять дней, а десять лет, так сильно она постарела.
Женщина с трудом стояла на ногах и если бы не муж, поддерживавший ее за локоть и внимательно следивший за каждым неуверенным, нетвердым движением, давно бы упала.
– Постарайся не думать об этом, – Лигрен и сам понимал, что дает совет, которому невозможно следовать. Но что еще он мог? Лекарь не понимал причину этого сна, он уже начал сомневаться, а спят ли дети вообще или, может быть, их разум и душа уже перенеслись в иные миры и не желают возвращаться.
– Лина, ты убиваешь себя этими мыслями, – качнул головой Евсей.
– Скажи это лучше своему брату! Вот уж кто действительно извелся, – прошептал Лис.
Собственно, обоим помощникам следовало подумать об отдыхе, готовясь к своим дозорам. Но им было не до сна.
Сон…
– Ну почему госпожа Айя так жестока! – уткнувшись в плечо мужа, всхлипнула Лина.
– Я же просила Ее: "Забери у меня все, что пожелаешь, только проведи в тот сон, который держит моих мальчиков!" Разве я прошу так о многом? Почему же Она безразлична ко всем мольбам!
– Богиня тут ни при чем, – глядя в сторону, на бескрайние снега пустыни, горевшие алым огнем под усталыми лучами закатного солнца, промолвил шедший с ними рядом Евсей.
– С чего такая уверенность?
– Брат говорил с Шамашем. Как раз перед тем, как Он ушел… – ему не нужно было больше ничего объяснять. Все поняли и так.
Никто из собеседников ни на миг не усомнился в истинности слов бога солнца. Но все же… Это странное чувство в груди… Грусть? Боль? Или, может быть, страх?
