– Кигаль, я имел в виду не только то, что мы похожи. Но и то, что я не вижу в тебе богиню.
– Однако мы боги: и Гештинанна, и Нергал, и маленькая Айя, и я, и ты. Все мы – боги этого мира.
– Но вы ведь были ими не всегда?
– Это длится уже вечность, так что все позабыли, с чего начинали свой путь.
– А ты помнишь?
– Да, ведь я богиня смерти… Шамаш, каким ты представляешь себе лежащий перед тобой путь: дорогой, ведущей через поле, извилистой горной тропинкой, то поднимающейся вверх, то спускающейся вниз, или лестницей?
Колдун качнул головой. На этот вопрос было действительно трудно ответить.
– Раньше я считал, что это дорога, на которой достаточно оглянуться, чтобы увидеть то, что было позади, и можно смотреть вперед, туда, где будешь завтра.
Но теперь… Теперь мне начинает казаться: то, что представлялось ровным на расстоянии, на самом деле является ступенями лестницы.
– И то, что нам дано предвидеть, знать – не вся дорога, а лишь ступенька, на которой стоим. Мы понимаем, что лестница бесконечна, но не помним, сколько ступенек уже позади и лишь поднявшись на вершину поймем, сколько их всего. Нам кажется, что вершина над нами, что мы лишь в шаге от нее. Но это не так. Она – как горизонт все время удаляется…
– Да.
– Ты считаешь себя чужим в этом мире, потому что не был в нем рожден. Но тогда и мы все такие же чужаки, как и ты. Мы были сотворены иной землей. Ты ведь понимаешь: нельзя быть всевластным богом того мира, который видел тебя беспомощной пылинкой. Разница между нами и тобой лишь в том, что мы пришли сюда вместе, объединенные общим прошлым и надеждами на общее будущее. И еще – это было давным-давно, так давно, что мы даже стали забывать… Когда мы нашли этот мир, он был дик, лишенный разума, мы дали ему нашу веру, помогали ему расти и взрослеть. Люди… На заре они были такими же животными, не знающими ни речи, ни будущего, ни души, как снежные крысы. А сейчас они – сильный и гордый народ, который не просто живет на этой земле, но и создает в своей душе иные миры. И не наша вина, а наша беда, что у нас что-то пошло не так и конец оказался куда ближе, чем должен был.
– Может быть, все дело в вере. В ней нет дороги.
– А ты думаешь, мы сразу все осознали? – смешок сорвался с ее губ. – Да прошла уже половина вечности, прежде чем мы поняли… Поняли всё, да не все!
– Прости, Кигаль, но давай вернемся к этому разговору потом. Сейчас я не в силах думать о чем-то еще.
– Да, у тебя хватает проблем и в настоящем, чтобы думать о будущем, – несколько мгновений они молчали, затем, оглядевшись вокруг, Кигаль качнула головой, недовольная, что они так медленно приближаются к цели, достигнув которую можно было бы ставить другую. – Шамаш, я понимаю: мы шли, потому что нам нужно было поговорить. Но теперь можно уже и воспользоваться силой.
– В этом нет необходимости.
– Нет необходимости двигаться так, словно мы – смертные, меряя пространство шагами, а не движеньями ока. Почему ты столь странно относишься к силе, избегая прибегать к ее помощи, всякий раз отвергая ее тогда, когда можно обойтись и без нее?
– Возможно, это привычка, вынесенная из родного мне мира, или нечто иное – опасение, что эта земля не примет мой дар, чуждый ей, и тогда то, что должно было принести спасение, обернется погибелью.
– Или ты просто не хочешь растрачивать силу по пустякам?
– Нет. Было бы глупо бояться этого, особенно зная, что та сила, которую хранишь, уменьшается, а та, что отдаешь, возрастает.
– Отдавать, чтобы получить большее? – задумчиво проговорила Кигаль, недоверчиво взглянув на Шамаша. – Я никогда не задумывалась над этим… Но, сдается мне, ты снова прав, – она остановилась, повернулась к собеседнику, не сводя пристального взгляда мерцающих глаз с его лица. – Вот что я тебе скажу. Край, из которого ты пришел, был жесток и несправедлив к наделенным даром, самым трудным из путей, проведенном в мироздании, но он дал тебе неизмеримо больше, чем получили мы в наследство от своей земли, покидая ее. Не удивительно, что у вас не было богов, что вам покровительствовали сами свышние. Никто кроме них не смог бы быть столь заботливо жесток.
Наконец, они оказались на том месте, где колдун оставил золотого зверя. Волк дожидался возвращения хозяина лежа в снегу чуть поодаль от трещины, из которой валил столбом густой влажный пар. Увидев Шамаша, он вскочил, бросился к нему, закрутился вокруг, радостно подвизгивая.
– И почему только все, с кем ты встречаешься, влюбляются в тебя до беспамятства?
Как тебе это удается? – улыбнувшись, спросила Кигаль.
– Не знаю. Я не делаю ничего особенного, – проговорил колдун, почесывая голову Хана.
Кигаль тоже наклонилась к золотому зверю, осторожно, с опаской, вытянула вперед руку, чуть касаясь густой рыжей шерсти, погладила по шее. Хан посмотрел на нее с нескрываемым удивлением, не ожидая ласки от грозной богини, затем взглянул на хозяина, словно ожидая от него объяснений.
– Все в порядке, – подбадривая его, колдун улыбнулся. – Она друг.
– Ему это известно, – промолвила Кигаль, трепля зверя за загривок. – Просто он не думал, что повелительница смерти способна на ласку. Волки привыкли видеть меня иной – строгой, мрачной, недосягаемо далекой… Когда я узнала, что Айя собирается послать к тебе своих слуг, чтобы они защищали в пути, я страшно испугалась, решив, что это нарушит все планы.
– Почему?
– Волки ведь знают, кто ты… Вернее, кем ты не являешься. Они честны в своих эмоциях и не стали бы служить тебе, если бы ты не смог завоевать их доверие.
Более того, они могли напасть на тебя, полагая, что таким образом защищают честь своей хозяйки и память о том, кто был ей дорог, а им симпатичен. Я пыталась переубедить Айю, заставить ее передумать. Но не смогла…
"Ты зря боялась, – волк повернул к богине голову, заглянул ей в глаза. – Мы не могли не выбрать Шамаша. Пусть он – не прежний Ут, но тот, кто нужен всем нам.
Мы бы очень хотели, чтобы ваш план сработал. Пусть госпожа полюбит его, пусть он поймет, что такое любовь. Если этого не случится, нам будет очень трудно выбирать между двумя хозяевами, каждому из которых мы в равной степени хотим служить".
– Мы забыли об осторожности, – Кигаль недовольно поморщилась. – Нам не следует говорить об этом так открыто…
"Верно"…
Колдун бросил на своих спутников пристальный взгляд, но ничего не сказал.
Оглядевшись вокруг, он нахмурился. – Я не могу замедлять ход времени до бесконечности. Нам следует торопиться.
– И воспользоваться силой. Наконец-то! – она облегченно вздохнула, – а то мои бедные ноги уже начали уставать. Я не привыкла к столь долгим прогулкам пешком.
