Довольно скоро лес кончился, впереди раскинулось поле с тяжёлыми колосьями пшеницы. Не жалея чужого труда, Бэр вскочив на коня, погнал того прямиком через посевы, направляясь к раскинувшейся недалеко веси.
Кузница оказалась незаперта. Распахнув створки, прикрывающие вход, превосходящий размерами ворота, Бэр вошел в её густой, пропахший дымом и жжёным железом мрак.
Пара ударов огнивом, затлевший трут, щепки растопки, угли горна – всё это не заняло много времени. Вскоре огонь ревел во всю мощь. Мехи здесь были старые, изношенные. Димитрий без труда раздувал огонь. Бэр аккуратно положил изуродованную секиру в ковш для переплавки и тоже вцепился в мехи.
Вместе они раздули пламя чудовищной силы. Бэр, почувствовав возвращение сил, смотрел на огонь и пламя, повинуясь горящему взгляду оборотня, превратил булат в булькающую массу, в которой постепенно таяли куски небесного металла.
Димитрий, впервые увидев полыхающие огнём глаза Бэра, едва удержался от желания бежать отсюда в суеверном ужасе. Он в странствиях видел многое: оживших мертвецов и колдунов, леших и языческих демонов. Но сейчас это казалось каким-то обыденным. Бэр же сейчас был страшнее самого Вельзевула.
Оборотень вылил плюющийся злыми брызгами металл в форму. Желтая жидкость начала остывать и твердеть, меняя свой цвет: сначала белый, затём красный, тёмно-вишнёвый.
Подхватив клещами форму, Бэр ударил её о наковальню. Растрескавшаяся глина разлетелась мелкими черепками. Пышущий жаром брусок упал на утоптанную землю пола. Клеши клацнули, хватая его, снова бросили в огонь.
- Раздувай. – велел оборотень спутнику, утирая тряпицей, стекающий грязными ручейками, пот.
Не таким уж сложным оказалось ремесло плавильщика. Увидев плавку всего пару раз. Бэр смог в точности воссоздать все действия. Сложностей не должно возникнуть и с кузнечным делом.
- Довольно. – брусок перекочевал на наковальню, молот опустился на металл. Тюк, тюк, тюк.
Оборотень возился до утра, но ничего, что хотя бы отдалённо напоминало секиру, у него не получилось, только обжёг себе руки и опалил волосы.
Наконец заявился разбуженный кузнец, тащивший в руках пару швыряльных ножёй.
- Кто тут безобразничает?! – дядя Безкосой не на шутку разозлился – Ужо я вас!
- Зайди, кузнец, помощь твоя нужна, заплачу щедро. – Голос из темноты показался странно знакомым.
Кузнец, считая, что придётся расковывать кандалы, лишь усмехнулся и шагнул внутрь. Увидев седые волосы и могучую фигуру, несколько остолбенел, но быстро пришёл в себя, сунул ножи за пояс.
- Бэр! Когда тебя уже демоны заберут?! Три раза известия приходили, что ты сгинул с концами, а ты всё живой. – старый коваль сильно сдал: на голове появилась лысина, кожа стала тонкой и похожей на бересту, спина сгорбилась.
- Я так просто не сгину кузнец. Двадцать гривен плачу за работу. – оборотень указал на лежащий в огне, изуродованный кусок булата – Секира нужна с двумя лезвиями, одно поменьше…
- Да знаю, знаю, видел такие у твоего деда. Только денег я не возьму. Секиру выкую, но ты для меня кое-что сделаешь. По рукам?
- Идёт.
- Хорошую секиру ковать нужно три дня и полировать день.
- А почему так долго?
- Хороший булат должен быть многослойным. По искоркам на твоём куске вижу, что булат хороший, но ты ведь не знаком с кузнечным делом? Слои с разной закалкой не делал? Знания об этом ремесле у тебя нет?
- Нет.
- Вот видишь. Вообще-то ковка занимает неделю, но если работать больше и быстрее чем обычно – то три дня. Буду ковать, и заодно всё расскажу о моей просьбе. – звучный шлепок рук скрепил их уговор.
- Димитрий, поставь коней в стойло.
- Месяц назад пронеслись по нашей веси грабители. Как-то странно пронеслись: спустился туман, ничего не было слышно, а когда туман сошёл, оказалось что половина домов пограблены. – старик рассказывал, разогревая заготовку. Двадцать слоёв они с Бэром уже сделали, нужно было ещё полсотни. Вынув брусок из горна и положив на наковальню, кузнец продолжил: – Народ видел страшных людей со шрамами на лице, по три-четыре полосы от носа до ушей, словно усы у кота. Дом племянницы стоял нетронутый, я думал, там всё в порядке, но два дня не показывались ни Дударик, ни Наталья. Когда я к ним пошёл, то нашёл парня в луже застывшей крови возле раскрытого погреба, видать не успел спрятаться, а Натахи нигде не было. Следы вокруг дома смотрели, смотрели: лошажьи копыта всё изрыли. Но у нас же следопыт есть, вот он указал, что поскакали те грабители к южным горам.
- А провидица что? Она ж может точно сказать, где что есть. – Бэр, помогал ковалю, придерживающему брусок, бухая самым большим молотом. Старик поправлял его, указывая ударами маленького молоточка, куда положить следующий удар.
- Провидица померла. Девчушка, что за ней ходила, перенимая науку, нашла её мёртвой в тот же день, когда напали на нас.
- Да, жаль старуху.
- Срок её пришёл. Вот что странно, посох, что ты вырезал, она из рук так и не выпустила. А когда разжали ей пальцы, то под ними бересту нашли. Представляешь, никто не знал, что она грамоте разумеет, ан нет, весь лист резами был испещрён.
- И что там говорилось?
- Дык, мы ж неграмотные. Во всей веси только дед твой, да ты с братьями наукам были обучены и вот ещё Провидица. Погано, что когда хоронили, то имени её никто не вспомнил, а может и не знали, так и отправилась в страну мёртвых - Провидицей.
- Резеда её звали, она только мне имя открыла, дескать: «остальным знать незачем, а ты, внучек, нет-нет, да и помянешь старуху» – так она сказала. От леший, жаль бабку! Столько добра от неё веси было. Бересту эту сохранили? Глянуть бы.
- И бересту и посох. Насчёт посоха-то она давно распорядилась, чтобы остался в веси, пока хозяин не объявится. Хух, пошли, передохнём, сил больше нет.
Выйдя на воздух, они присели на землю прямо перед воротами кузни.
- У кого сейчас береста?
- У головы нашего, Власа. Рисковый мужик, коли, прознают священники, что у него языческие штучки хранятся – не сносить головы.
- Влас стал старостой? – у Бэра отвисла челюсть, он помнил этого мужичка, который, пожалуй, был единственным его приятелем в этой веси. – Пастух?
- А чем плохо? Мужик он добрый, домовитый, со всеми дружит, каждому помочь во всем готов. И жёнка у него под стать: хозяйственная, умная. А что пастухом был… Ты вот постой охотник, а затем-то о-го-го – воевода княжеский. Кто бы мог подумать. – старик насмешливо скривил губы.
- Надо зайти, поздравить. Дар поднести. Дружили как-никак.
- Не надо. Ты же знаешь, за твою голову награда назначена. Если он тебя не схватит, то сам головы лишится. А он тебя, умрет, но по своей воле не схватит, на каждый праздник добрым словом поминает. Говорит, это ты его всякой премудрости научил.
- Какой там премудрости, – оборотню стало немного смешно, вот во что вылились их ночные посиделки у костра. Когда Влас пас коров, оборотень нередко заходил к нему, припозднившись на охоте. Вместе они жарили мясо и спорили, спорили. Целую ночь говорили о богах и князьях, бахвалясь, выдумывали, как бы они управляли весью, городом, всей Русью. Бэр давно всё забыл, а Влас… Молодец! Сумел подняться до шапки головы – так, разговаривали иногда.
- Если очень надо, я мальчишку пошлю, пусть старухину бересту принесёт.
- Будь добр. Старик, о твоей племяннице, что ты от меня хочешь?
- Найди её. Я один на свете остался, ни детей, ни родных, только она. Ты же видишь, что со мной происходит, ещё год-два и уже не подниму молот. Если не сможешь найти, хотя бы покарай пихитителей.
- Ясно-о-о. – протянул оборотень.
- Чем ты недоволен? Знаю, что тебе тяжело быть с нею рядом, но я и не прошу, чтобы её привёл именно ты. Спутнику своему поручи.
- Да нет, я уже давно равнодушен к ней, вот только, до южных гор – мне как раз по следам тех налётчиков, а вот дальше… Мне в Цареград надо. А ну как её увезли в другую сторону, я не могу отходить с этой дороги. И так здесь задержка эвон какая вышла.
