Чтобы еще сильнее подчеркнуть свою «инаковость», Рус достал из кармана солнцезащитные очки и водрузил их на глаза — все равно бесполезно переубеждать, вернее, обманывать собеседника сказкой о принадлежности к этому миру.
— Н-н-у-у, — протянул Рус сквозь зубы, — так и будем молчать? — ответа не последовало. — Где ребенок, сволочь переменчивая? Он-то здесь причем?.. Ну, молчи… или тебе голову оторвать, как твоей подруге? — То, что враг еле заметно вздрогнул, показало Русу, что эта тема для него болезненна… — Как она себя чувствует, расскажи? За шейку держится и воет? Ай-я-яй, сочувствую! Теперь перевертывание никогда не освоит — бояться будет… жаль женщину… — чистая импровизация, но она попала в цель…
— Ты, тварь, — заговорил оборотень глубоким низким голосом, что могло означать его глубокое погружение… только куда? Настоящего астрала, даже личного, во вселенной Руса не существовало. — Покуражиться захотел? Ничего, недолго тебе осталось… а выродку твоему — тем более…
— Да?! Как же это мой выродок… это по твоим словам. Лично я считаю его любимым сыном, Ингатием… прости, отвлекся. Как он и, кстати, моя жена тоже — могли противостоять структуре, от которой только одна защита — ваша мертвая кровь в венах…
Рус долго размышлял над тем, как смогли выжить сами злоумышленники, когда структура разъедала все живое или некогда бывшее живым — дерево, ткани. Изучая оборотня, нашел причину — дело в их постоянной свеже-мертвой, будто только что убитой или как бы постоянно убиваемой крови. Ни живым — ни мертвым.
— Потому что ты — тварь иномировая, и жену свою испоганил своей кровью… — сердце Руса бешено застучало: «Похоже, теневики не ведают об амулете… не считают тот крестик важным… а кровь никак проверить не могут! Точно! Гнатика же не проткнуть ничем!.. Держись, сынок!..», — он уже решился, наконец, вызвать отражение сына-младенца, что делать категорически не желал, опасаясь тревожить, как он полагал: «Слишком уж молодую душу», как вдруг…
— Приди, Добрейшая!!! — исступленно крикнул оборотень, истерично хохотнул и… вместо него, без приглашения Руса, на свежей травке полянки, созданной по подобию альганского пятна, появилась Лоос собственной персоной. Хвала богам, в образе тридцатилетней женщины, а не юной девушки.
— Привет, Вовчик! — как бы невзначай поздоровалась богиня, как со старым добрым знакомым — не иначе. Послала воздушный поцелуй и блаженно растянулась на травке. Игриво потянулась, зевнула и перекатилась на бок, «к Русу передом». Левой рукой подперла голову, другой нежно провела по белоснежной тунике без единого пятнышка; согнула ногу и будто бы случайно зацепила подол мизинчиком. Снова зевнула и, внезапно застеснявшись, быстро прикрыла рот рукой. Платье колыхнулось и бесстыдно задралось, открыв удивительно стройные бедра, покрытые ровным красивым бронзовым загаром.
— Как из солярия, правда? — прокомментировала Лоос, ничуть не стесняясь. Её зеленые глаза блестели возбужденно-весело. Бесстыже.
Ошарашенный Рус сидел, открыв рот. В собственной вселенной, в глубинах собственной души, которую считал очагом безопасности, — увидеть насильственное появление своего главного врага — виновницу всех бывших и нынешних бед, — попросту не укладывалось в голове. Не хотело укладываться! Он не обращал внимание на сексуальную внешность женщины, лежащей в трех шагах от него, почти не слышал её слов, но до него все же постепенно доходило:
«Значит, тот шкет взмолился и аватар богини прошел через отражение его души?.. Как тогда Гея, что ли? Когда через Гелинию… Так надо гнать!..», — здравая мысль наконец-то родилась. Рус закрыл рот, не преминув обругать себя «дятлом», и уже захотел подумать Слово изгнания, как вдруг…
— Держи сыночка, Рус! — с этим выкриком богиня вытащила из-за своей спины голенького восьмимесячного малыша, держа его как лягушонка — за одну ногу, и бросила его по крутой дуге.
Рус, забыв обо всем, привстал, мягко поймал дитятю, узнал в лице до боли знакомые черточки (младенец весело шевелил конечностями, улыбался и довольно пускал молочные пузыри). «Когда это тебя успели накормить, Гнатик? — с этой мыслью довольный отец уже садился обратно и прижимал «родную кровь» к груди. — Стоп. А где его крестик? А сам-то он откуда здесь?!», — Рус попытался отнять первенца от себя, чтобы разглядеть его еще тщательней, но «сынок» вцепился в грудь, как клещ… а вскоре лже-Гнатик превратился в черного паука. Вот так. «Излишнее» переживание за сына кончилось-таки плохо…
Руса обуял ужас. Руки сами собой ослабли, а паук размером с годовалого ребенка, довольно шипя, полз все выше и выше, пока его передние лапы не перехватили шею, а жвалы, словно стальные клещи садиста-стоматолога, раздвинули Русу, чуть не вывихивая, челюсти и рот заполнился шевелящимися усиками, псевдо-конечностями и прочей гадостью, покрытой жесткой щетиной. Пасынка Френома — бога, который явно сильнее и старше молоденькой богини, — пробрала дикая паника, а Лоос с ехидным любопытством наблюдала за человечком, — глаза Руса едва не вылазили из орбит. Он мычал, пытался мотать головой, старался встать. Хотел оторвать от себя паука — совершенно не видя в нем Слова. И еще, его ужасно тошнило — это коварная Лоос знала совершенно точно, — а срыгнуть он сейчас боялся больше всего на свете — иначе задохнется и всему придет конец. А жить ой как хотелось! Руки и ноги были практически парализованы. Так же, как и мысли. Это Слово, которому богиня специально придала форму паука, можно сказать «по старой памяти», — выполняло главную миссию — путало мысли, не давая хозяину данной вселенной задуматься хоть на миг.
А вот богиня даром времени не теряла. Она плавно встала и изящной походкой, нагло виляя задом, медленно подходила к ничего не соображающему Русу, с каждым шагом становясь все моложе и красивее. Зато за ней, начиная от далекого горизонта, рушился мир — самое ядро души, самые глубокие человеческие «закоулки», которые у каждого разумного индивидуума и составляют «внутреннюю вселенную». У кого больше, у кого меньше, но свой мир есть у всех людишек и у некоторых представителей иных рас.
У бывшего землянина — Вовчика он оказался просто огромным. Лоос поражалась, но ничем удивление не выказывала. Она, превратившись в ослепительно красивую семнадцати-восемнадцатилетнюю девушку, сидела у Руса на коленях, нежно гладила ему волосы и водила самым кончиком носа по лицу поверженного врага, шепча то в одно ухо, то в другое, разные глупости. Если бы не паук на груди парня, да не просто, а половиной своей щетинистой головы засевший у него во рту, то со стороны они выглядели довольными друг другом любовниками. Мысли-то у Руса бегали, но естество реагировало самым подобающим для нормального мужчины образом. «Верный муж» все меньше замечал паука и все больше и больше юную красавицу… пусть и лооску — плевать!
