— Ты не в ответе за мою жизнь, — сказал я.
— Я любил твою мать, понимаешь? Любил. И я должен был позаботиться о тебе, а я расклеился, поддался жалости к самому себе. Я не пил уже месяц, устроился на новую работу… Я думал, если ты однажды вернешься, ты увидишь… Ты извини, что я тебе сейчас ударил, просто я был в полнейшем шоке, узнав, во что ты вляпался. А твоя мама, она ведь умерла, думая, что я позабочусь о тебе…
— Вадим, — перебил я. Он посмотрел на меня. — Ты просишь прощения не у меня, а у нее. А она ушла. Ее здесь нет. Она не слышит тебя, не видит, не может простить, потому что ее здесь нет. Возможно, она в раю, а быть может, возродилась в новой жизни, и сейчас играет с игрушками и ходит в детский сад. — Вадим хотел что-то сказать, открыл рот, и снова закрыл. — Ты прав, она умерла, думая, что ты позаботишься обо мне. Не беспокойся, она так и не узнала, что это не так. Так что не надо просить прощения у нее, она умерла счастливой, а у меня его просить тем более не надо, кто я такой, чтобы тебя прощать или судить. Если это важно для твоей совести, то зла я не держу.
Вадим опустил голову на руки и просидел так несколько минут.
— Как же я был все время пьян, что не заметил, когда ты вырос, — он не смотрел на меня.
— Бывает, — я печально улыбнулся, автоматически посмотрел на руку, но часов на ней не оказалось. — Свидание, наверное, кончается, — я встал и стукнул в дверь, нечего затягивать подобный разговор.
— Что я могу для тебя сделать? Я найму адвоката.
Я покачал головой.
— Не нужно ничего. Это лишнее.
— Рома, но тебе же нужна помощь.
— Ты уже помог, — я усмехнулся. — Я не ожидал, что когда-либо буду рад тебя видеть. Классно выглядишь…
Стукнул засов, свидание закончилось. Я послушно направился к выходу.
— Не приходи больше, — обратился я к Вадиму в последний раз. — Мама бы тебя простила, я уверен. Приводи свою жизнь в порядок. Со своей я разберусь сам.
По дороге назад я плохо видел длинный коридор с голубыми стенами. В глазах стояли слезы. Я не разревелся, не разнылся, как девчонка, просто несколько раз пелена чертовски закрывала глаза.
Младший лейтенант закрыл мою камеру и ушел. Интересно, почему он занимается тем, что водит заключенных на свидания? Персонала не хватает?
Я остался один и снова сел на койку, уткнувшись головой в колени.
Ненавидеть Вадима было легче. Теперь мне было его жаль. Может быть, теперь его жизнь станет нормальной, раз уж моей не суждено быть таковой. Хоть кому-то я принес пользу. Своим отсутствием, если уж быть до конца честным. Ведь когда я был рядом, Вадим только и делал, что топил горе в алкоголе, а стоило мне исчезнуть из его жизни, и она стала налаживаться.
— Ты не прав, — голов Жанны прозвучал в тишине неожиданно и совсем рядом, но на этот раз я даже не вздрогнул.
— Прав — не прав. Я несу разрушение людям.
Она присела рядом.
— Ну, с чего такие мысли? Ты же уже стольким душам помог, и Пашиной маме тоже. Это добрые дела.
— А Диму пристрелили из-за меня, — при мысли о Березине хотелось выть.
— Ну, во-первых, не пристрелили, а ранили, а во-вторых, пуля прошла навылет, очень удачное ранение, его обещали недельку подержать в больнице и отпустить домой.
Я вскинул голову:
— Правда?
— Правда, — ее улыбка была по-матерински мягкой. — Как же я за тебя испугалась.
— Ну да, — согласился я, — я понимаю, я ведь единственный, кто вас понимает.
— Ром, я испугалась не из-за проклятия, я испугалась за тебя.
Наверное, я целую минуту пытался понять, что она имеет ввиду, а потом удивленно открыл рот.
— Ну и чего ты так удивляешься? — она хихикнула. — Тоже мне, исчадие ада, которого все должны ненавидеть. Тебя любят, и как бы тебе не было бы сложно это признать, это так. По-твоему, Дима кинулся тебя спасать из-за какого хитроумного плана. Поверь мне, Рома, он даже не думал, он просто хотел защитить тебя, потому что он тебя любит.
Это стало для меня откровением.
— Любит… меня?
— Тебя, дурачок, — ее рука приподнялась, будто он хотела потрепать меня по волосам, а потом вернулась на место. — Между прочим, Оксана сейчас здесь.
— Где? — не понял я.
— Здесь, в этом здании. Она принесла тебе одежду переодеться, она видела, в каком виде тебя вчера увезли.
— Димка попросил?
— Она тоже тебя успела полюбить.
Я молча уставился на нее. Мой ангел сошел с ума и плетет всякий бред?
— Неужели проще думать, что ты никому не нужен, что все тебя ненавидят?
Я задумался над этим ее вопросом. Возможно, она права. Я привык к тому, что моя жизнь не представляет ценность ни для кого, кроме меня. И открытие, что я могу быть важен для кого-то, пугало.
В коридоре послышались шаги.
— Опять свидание, — сказала Жанна.
— Я, что, вип-клиент? — удивился я. — Разве можно столько посетителей подряд?
Жанна пожала плечами:
— Просто Оксана находчива, — и испарилась.
В дверях появился все тот же младший лейтенант.
— На выход, — объявил он.
Я встал и последовал за ним. Приятно было выйти из холодной камеры, я попытался расслабиться и впитать в себя теплый воздух, чтобы хватило на потом.
Оксана ждала меня в тесной комнатке для свиданий.
— Рома! — воскликнула она и заключила меня в объятия. — Мы так беспокоились за тебя! — она отстранила меня на длину вытянутых рук и тревожно вгляделась в мое лицо. — Как ты? Глаза чернющие! Ты ел? Я принесла тебе еды и одежду, выглядишь ты отвратительно.
— Знаю, — буркнул я. Было неуютно, когда она меня так обнимала. Я не привык к нежности.
— Садись, — она отошла от меня и устроилась на стуле на противоположной стороне стола.
— Как тебя пропустили? — спросил я. — Вроде бы, пускают только родных и адвокатов.
— Ах это, — отмахнулась она. — Так я твоя сестра! — я выпучил на нее глаза. — Ага, двоюродная сестра, троюродная, если быть точной. Короче говоря, я им такое семейное древо закрутила, что им проще было меня впустить, чем перепроверять мои данные.
— Потрясающе, — восхитился я.
— А то, — она была очень довольна собой. Да и вообще довольна. А это могла значить только одно, то, что Жанна не ошиблась, и с Березиным все в порядке.
— Как Дима? — мой голос дрогнул и выдал мое волнение.
— С ним все хорошо, — она протянула руку через стол и сжала мою ладонь, успокаивая. Мне захотелось рвануться от нее в другой конец комнаты, но я сдержался. Вечно живущая во мне ненависть к себе пребывала в полнейшем шоке. Меня любят? Обо мне заботятся? За меня беспокоятся?
— Он злится? — спросил я совершенную чушь. Как может злиться человек, который сам прикрыл меня своим телом.
