– Да я просто околел. Этот мороз скоро доберется до моего спинного мозга!
– Раньше бы сказал, что терпел-то?
– А ты не замерзла?!!
– Да я как-то не заметила.
– Да ты человек вообще?
Жаннет уже собралась ответить этому наглецу, как вдруг их обоих привлек хруст ломающихся снежинок.
– А вот наверное и такси! – радостно провозгласила Жаннет.
– Надеюсь.
Впрочем, надежды Шуса отогреться оказались напрасными. В такси было не намного теплее, чем снаружи, разве что сквозняк был поменьше и снег на голову не падал. К тому же Шуса мучило любопытство и он хотел тут же его удовлетворить, но Жаннет остановила его на полуслове. Конечно, он понимал, что вознице автомобиля совсем не обязательно знать об их планах, но ехать не только в холоде, но еще и в тишине было совсем тяжко.
Поездка заняла минут десять, не больше. Таксист несся по улицам на максимальной скорости, пренебрегая светофорами.
– Жаннет теперь можно спросить? – поинтересовался Шус, когда она расплатилась с возницей и тот укатил в неизвестном направлении.
– Ну, спрашивай.
– Во-первых почему ты оставила тот документ в милиции? Конечно, может ты и забыла, хотя…
– Ничего я не забывала. Я специально его оставила.
– Да, я так и подумал. Но вопрос в другом. Разве эта бумага не опасна для… ну, в общем, для того чиновника, у которого мы были на предыдущей планете? Ведь даже если нас не поймают, но мы что-нибудь натворим, это может серьезно повредить ему.
– Ну, во-первых я, и надеюсь, ты, не собираюсь ничего натворить. К тому же, тот документ – фальшивка.
– Что?!
– То, что слышал. Мы написали его, точнее штук десять таких же, вместе с товарищем Скворцовым и вместе же специально допустили несколько грубых ошибок, которые впрочем, дилетант не заметит.
– Но ведь все равно в этих фальшивках фигурирует его имя.
– Ну и что. Имя его ни для кого не составляет секрета. Точнее, оно из ряда тех секретов, которые все, кому надо, знают. Так что подделать документы с его именем не составляет особого труда. К тому же, он достаточно крупный чиновник для того, чтобы не беспокоиться, что его сделают козлом отпущения и в то же время не достаточно крупный, чтобы попасть под горячую руку какой-нибудь действительно большой шишки. К тому же, как я уже сказала, мы не собираемся устраивать ничего такого, что появится в газетах или заставит почесаться секретные службы. Это все, что ты хотел спросить?
– Не совсем.
– Ну, выкладывай.
– Насколько я понимаю, ты решила, что самим лучшим способом что-то сообщить человеку, с которым не можешь связаться – это размесить послание в газете, в надежде, что этот человек прочтет послание.
– Молодец. Иногда, когда ты подумаешь и когда дело касается каких-нибудь абстрактных вещей, ты не такой уж чертов идиот, каким кажешься.
– А-а… – Шус замолчал на полуслове, не зная, то ли злиться на очередное оскорбление, то ли благодарить за комплимент, – я только одного не понимаю. Во-первых, где гарантия, что Втри поймет послание, во-вторых, как сделать так, чтобы его поняла только она, а в-третьих, где гарантия, что она его вообще увидит.
– Ты сказал, что не понимаешь чего-то одного, а задал целых три вопроса.
– Прости.
– Ничего. Итак. Что касается первого и второго – здесь я полагаюсь на тебя. Придумай
что-нибудь. Ну а третье. Здесь мы можем надеяться только на удачу. Впрочем, постараемся увеличить шансы на успех, как только сможем. Теперь ты спросил все, что хотел?
– А-а… ну… нет, не стоит.
– Чего не стоит?
– Жаннет, скажи, зачем ты все это делаешь? Зачем ты помогаешь мне?!
– Мы же с тобой договорились. Все разговоры на душещипательные темы – после того, как все закончится.
– Но…
– Мне повторить?!
– Я просто…
– Заткнись!!! – Жаннет в течении нескольких минут восстанавливала дыхание, после чего продолжила почти спокойным, пусть и слегка обиженным голосом. – Ты был прав, когда сказал, что не стоит. Лучше бы так и молчал, чертов идиот. Ну так ты так и собираешься здесь стоять?
– Нет. Пошли.
Проспект Ивана Иванова почти ничем не отличался от той улицы, на которой они ждали такси. Такой же заметенный снегом, такой же холодный и пустынный. Разве что фонарей малость побольше. Отыскать редакцию газеты тоже не составило труда. Ее окна были единственными, которые светились в это позднее время суток.
Дверь была открыта. Сразу за ней их ждал холл – просторный, хорошо освещенный, абсолютно лишенный живых организмов, больших, чем блохи, с большой мраморной лестницей посредине. Над лестницей висела красная растяжка с метровыми белыми буквами: «Мы пишем лишь правду, во благо народа!».
«Да уж, довольно плохое качество для газетчиков», – промелькнуло в голове Шуса. Жаннет решительно, широкими шагами направилась к лестнице.
– Ты здесь уже была? – спросил Шус.
– Нет, а почему ты так решил?
– Ты так уверенно идешь…
– А что, можно идти еще куда-то? Здесь никого нет, а та маленькая дверь вряд ли предназначена для посетителей. Шус не нашел, что возразить и перевел разговор на другую тему:
– Да уж. Неплохое здание отхватила себе эта газета.
– Ну, в этом нет ничего удивительного. Эта газета самая большая, а судя по тому плакату – стопроцентно государственная и идеологически правильная. Логично, что им дали не разваливающуюся хибару.
– Конечно, но все же…
Шус не успел закончить. Пока Шус и Жаннет производили звуковые волны, они успели добраться до второго этажа, на котором почти нос к носу столкнулись с молодым и, судя по его измученному виду, очень много работающим парнем в пиджаке и при галстуке, сбившимся набок. Жаннет взяла переговоры на себя. С налету заявив, что ей нужно поговорить с самым главным и не дав и слово вставить бедному молодому человеку, она потребовала, чтобы тот отвел их к этому самому главному. У парня просто не осталось выбора. Кабинет самого главного находился на третьем этаже. Кабинет секретаря или секретарши, Шус не успел разглядеть, Жаннет пролетела, таща за собой последнего и с разогну чуть ли не высадила дверь.
Самый главный сидел в кожаном, крутящемся кресле, одетый точно так же, как и встреченный ими на лестнице сотрудник этого заведения, и со страдальческим выражением лица разглядывал телевизор, тот что прилагается к компьютеру, вроде бы Жаннет именно так назвала эту штуку. На вид ему было лет шестьдесят, однако складки на лбу старили его лет на двадцать, так что Шус решил, что начальнику этого заведения не больше сорока пяти.
– Что вам… – начал он, оторвавшись от созерцания телевизора.
