Талашай довольно заурчал. Месть ему понравилась.
— Назад к Кайре, надо заняться вторым.
На снижении нас опять обстреляли, но было слишком далеко, свиста пуль я не услышал, только пулеметный треск. А может, оглох уже от сегодняшнего оркестра. Ну, или почти оглох.
Приземлившись, я даже не успел слезть со спины Талашая, как подскочил Нибр, протянул новую лопату, с уже горящим комом тряпья:
— Держи, Леон. Не благодари.
Подхватив один из первых образцов зенитного вооружения в этом мире, я направился к оставшемуся дирижаблю. Тот поспешно уходил к морю, поворачивая то в одну сторону, то в другую. Камни — или что там запускала вновь проявившая себя Ойя — пролетали в опасной близости от него, но попаданий не было.
Нет уж, ты мой.
Затрещал пулемет, отчаянно пытаясь не позволить нам подняться на безопасную высоту. Слишком далеко, и слишком суетится испуганный стрелок, промах чудовищный. Все, сюда этот мазила уже точно не достанет.
Не став набирать высоту, прошелся чуть выше уровня гондолы, глядя, как из квадратных окон таращатся перепуганные лица. Они там сейчас полностью беспомощны, я могу сплясать канкан на их баллоне, и мне ничем помешать не смогут.
Чуть выше, еще выше, теперь левее, зависнуть над баллоном, уравнять скорости. Талашай дергается, будто под электричеством, низкая скорость — не его конек. Он истребитель с внешностью упитанного вертолета, при зависании всаднику на спине приходится нелегко: швыряет во все стороны, зубы так и норовят с лязгом раскрошиться, содержимое желудка подступает к горлу, тошнит так, что временами едва сдерживаюсь. Переборщил я с завтраком, явно переборщил. Ну кто же знал, что придется летать в таких экстремальных условиях.
Ну все, прощай, лопата.
На этот раз все прошло не так гладко. Нет, я попал и метнул как надо. У Нибра не было обработанного магией ножа, так что он не смог поработать над железом лезвия. Но оно и само по себе достаточно острое, а оболочка туго натянута и не такая уж прочная. Не устояла против стали. Но штык этой лопаты был слишком широким, она ударила топором мясника там, где нужна аккуратная ранка от стилета. Оставило зияющую пробоину, в которой не стал задерживаться ком пылающей ткани, провалился под своим весом, а следом исчезло и все древко.
Это только глупец был бы рад узнать, что горящая лопата оказалась в недрах баллона. Умный человек знает, что сам по себе водород не горит, нужен окислитель. В нашей атмосфере в его роли выступает кислород, но там, внутри, газ почти чистый, он не будет гореть. И даже более того: тряпье быстро потухнет, задохнется.
Но удача сегодня была на моей стороне. Нибр, как и я, не озаботился как следует завязать тряпье. Тлеющий клок задержался на краю пробоины. Ненадолго, очень ненадолго, мгновение, после чего его сдуло струей вырывающегося водорода. Но этого хватило, чтобы струя, уже разбавленная на воздухе, воспламенилась, ударив в нашу сторону огнеметным залпом.
— Уходим!
Как и при первой атаке, мы отлетели в сторону и безнаказанно полюбовались результатом своей диверсии. Все так же: огонь, струи пламени, горящие фигурки, летящие к земле, падение разваливающегося аппарата.
Бросил взгляд по сторонам: больше дирижаблей не видно. Хотя нет, один вон, вдали висит, над морем. Или уже не висит, а уходит, устрашившись такого зрелищного разгрома. Наверное, наблюдатель, в атаке он участия не принимал.
Опустив взгляд ниже, я удивился. Тяжелые тупоносые броненосцы, отчаянно дымя всеми трубами, уходили прочь. Чуть в стороне на огромных волнах болтались две канонерки, еще одна лежала на боку возле самого берега, другая и вовсе плавала кверху брюхом.
Это что еще такое? Откуда в почти безветренный день появились эти странно выглядевшие волны? И каким образом две канонерки оказались на мелководье? Они ведь сейчас под самым берегом, а глубины там смехотворные. Сам утром видел, как туземные дети забредали метров на сто, и при этом вода не доставала им до шеи. Чтобы суда могли подходить к причалам, приходится заниматься дноуглубительными работами.
«Моя стихия вода», — вспомнил я слова Ерчиди.
Талашай с намеком покосился вслед далекому дирижаблю и передал образ: горящий аппарат разваливается на части после удара о землю, и из разрушенного баллона высыпаются сотни обжаренных лошадиных туш.
— Нет, дружок, этого мы отпустим. Две отличные лопаты уже перевели, разоримся при таких расходах.
К тому же не представляю, как можно протащить горящую лопату несколько километров. Да еще при встречном потоке воздуха. Как минимум, надо привязывать тряпки понадежнее.
— Давай, Талашай. Пора вниз.
Вези меня к Кайре. Сейчас картинно свалюсь перед ней с охваченных дымом пожаров небес. Весь такой красивый: раздет по пояс, мускулы играют на закопченной коже, на фоне летающего чудища, весь в ореоле только-только свершенных героических деяний.
От такой картины у любой сердце дрогнет. Давай, Талашай, давай, ближе… еще ближе, зависни. Вот сейчас и покажусь во всей красе.
Желудок, окончательно взбунтовавшись против манеры Талашая двигаться рывками на низких скоростях, подвел меня капитально. Вместо того, чтобы, ловко спрыгнув со спины муунта, замереть в величественной позе, я, скатившись взбесившимся колобком, рванул к ближайшим кустам.
Великие герои не блюют на глазах своих потенциальных почитательниц.
* * *
Грул был доволен. Он улыбался не переставая, то и дело похлопывая Айша по плечу, фамильярно переходя на здешнее «ты»:
— Я доволен твоими людьми. Очень доволен. Хотя больше всех, конечно, доволен Леоном. Хорошо, что я тебя не повесил в свое время. Удачно получилось. Что же ты, негодяй, молчал, что тебе хватит простой лопаты и проблема с дирижаблями будет решена? Только не говори, что никогда лопату в руках не держал, для такого полезного дела мог бы давно украсть. Ну, или бы попросил, уж мы бы на такое дело жалеть инструмент не стали. И вообще, молчи лучше. Айш, Леон, выпейте. Ром чуть лучше обезьяньей мочи, но уж поприличнее того, которым я давился на окраине Чафана. Пить будем за то, чтобы эта победа стала самой мелкой из тех, которые у нас еще будут. Нам теперь побеждать и побеждать. Леон, чего такой мрачный сидишь?
— Рубашку порвал, жалко ее, новая была.
— Ха-ха! Да я тебе новую подарю, или сними с покойников, их сейчас много к берегу прибивает. Чистые.
Грул, похоже, успел здорово приложиться к бутылке. Для него это нетипично. Нет, он не трезвенник, но чтобы набираться почти в стельку, такого я за ним ни разу не замечал.
— Что произошло на море?
— Тебе разве не рассказали?
