— За год?
— За жизнь, — ответил я.
Он сказал обрадованно:
— Ого! Это же хорошо. Перемрут сами.
— Это как раз плохо, — сообщил я. — Значит, они в самом деле выше нас. Признавать не хочется, но факты.
— Ваше величество?
— Женщина может родить хоть двадцать детей, — сказал я. — Некоторые и выдают по столько, а уж пятнадцать детей в семье не редкость, верно?.. К тому же у нас бывают двойни, тройни, а кто-то и по пятеро детей сразу приносит, как мышь какая-то… Так что стоим где-то посредине между этими тварями и кроликами.
Он нахмурился, я видел, как старается понять, что же я сморозил, я сам чувствовал досаду, что хотя вроде бы объясняю правильно, но этим людям нужно на пальцах, еще проще, еще, а там и повторить медленно и внятно несколько раз.
— Значит, — сказал он угрюмо, — мы победим!
— Крысы рожают примерно шесть раз в год, — сказал я. — Всякий раз приносят по десятку крысят, а то, бывает, и по двадцать. И что? Они нас победили? Нет, Карл-Антон, все как раз наоборот. Когда меньше детей, больше о них заботы. Я впервые встречаю существо, которое размножается реже, чем человек… Это не радует, а тревожит… Что еще?
Он заметно помрачнел, отвел взгляд.
— Трое наших из молодых и талантливых, но очень горячих, прошлой ночью тайком выходили из лагеря поближе к Маркусу…
Я спросил встревоженно:
— И… как?
— Погибли, — ответил он тускло. — Пытались сбить их с толку фантомами, они в этом были лучшими, но… не помогло. Эти твари как-то видят, что это всего лишь изображения, хоть и объемные.
— А придавать им запахи, — сказал я, — не пробовали? Фантомам?
Он пробормотал озадаченно:
— Да никго и не пытался.
— Необходимости не было?
— Ваше величество, но кто же принюхивается? Вот человек, идет, улыбается, может кивнуть… что еще надо?
— Верно, — ответил я со вздохом, — беда в том, что эти твари как-то мгновенно обнаруживают подделку, верно?
Он пробормотал несчастливым голосом:
— Человека всегда можно обмануть призраком, как часто мы так развлекались в молодости!.. Это собака, к примеру, сразу видит разницу. Другие животные вообще не обращают на фантомы внимания. Может быть, вообще их не видят…
Я запнулся, какая-то мысль мелькнула совсем рядом, даже не просто мелькнула, а пронеслась с такой скоростью, что вышибла искру, но ухватить не успел, осталось только ощущение громадной важности для всего нашего противостояния с Маркусом.
Он заметил изменение на моем лице, чуткий, спросил быстро:
— Что-то придумали?
— Да, — ответил я злобно, — и тут же потерял. Что за дурак, не могу с собственными мыслями совладать! А берусь править!..
— Ваше величество, — предложил он, — постарайтесь вернуться мыслями и чувствами чуточку назад. Сосредоточьтесь. Сам знаю, иногда такие ценности теряешь… Настоящие ценности, а не всякое там золото!
— Вспомню, — пообещал я, — у меня все потерянное из верхнего мозга опускается в нижний, а оттуда через какое-то время всплывает… как щасте какое-то, что не горит и не тонет.
Он сказал с надеждой:
— Все-таки надеюсь, что мысль была гениальной. Это не лесть, ваше величество! Сейчас мы за все цепляемся.
— Тогда да, — согласился я, — если за все.
— Ваше величество!
— Ладно-ладно, — сказал я, — это я так… а та идея вот сейчас вынырнула… но только какая-то совсем уж дикая.
— Ваше величество, — сказал он поспешно, — быстрее говорите! Сказанное теряется реже.
— Дык не хочется дураком выглядеть, — признался я.
— Никто не бывает умным постоянно, — заверил он и добавил торопливо: — Разве что Господь, как говорят, да и то иногда кажется…
— Это держите при себе, — предупредил я. — Мало ли что нам кажется. Нужны достоверные факты, да и то, кто им верит? А мысля была в том, что на фантомы не обращают внимание только животные. Вывод напрашивается вроде бы сам…
— …Что эти твари — животные? — спросил он с сомнением.
— Вот-вот, — сказал я. — Глупость, да?.. Ладно, можете не отвечать, сам вижу. Дело в том, что они из настолько далеких королевств, что у таких тварей и глаза могут смотреть иначе. Вы же видели, гляделки у них не такие, как у нас?.. Дело не только в форме, могут не видеть какого-то цвета, но зреть те, каких не видим мы! Да-да, есть такие в природе. Жуки и бабочки вот видят иначе. Даже собаки не видят синего цвета, а за красным у них не сразу черный, а еще и ультракрасный…
Он смотрел на меня с почтительным ужасом.
— Ваше величество… но вы откуда это знаете?
Я ощутил досаду, лопухнулся, сказал сердито:
— Расслабился я с вами, Карл!.. Вы для меня, не вслух будь сказано, в чем-то ближе самых высокородных лордов с вот такими родословными! Даже с вот такими. Но это так, считайте, я ничего не сказал.
Он торопливо поклонился.
— Ваше величество!
— Просто знаю, — сказал я сварливо, — из некоторых достоверных источников про собак, жуков и даже, представьте себе, мерзких червяков. Потому и смотрю ширше, глыбже и глобальнее как на проблемы человечества, так и на проблемы, близкие мне.
— Трудно представить, — пробормотал он, — что и видят иначе… Все-таки такие же, как и мы с виду. И ходят на двух ногах, пусть и с копытами…
— Это всего лишь значит, — отрезал я, — что на их планете… я имею в виду их королевство, не свирепствуют постоянные бури. Не больше!
— Ваше величество?
Я отмахнулся.
— Думаете, муравьи не предпочли бы носиться на двух задних ногах? Обзор больше, передние конечности свободны для переноски груза… но их сдувало бы первым же порывом ветерка!.. Уже молчу, что и при безветрии все равно не смогли бы бегать быстро. А то и вообще бегать.
Он спросил в недоумении:
— Но… почему?
— Это мы не замечаем воздух, — ответил я, — но птицы на него опираются! А птицы, если вы заметили, потяжелее муравьев. Для муравья бегать в нашем воздушном океане то же самое, что для нас бегать по горло в воде… Потому носятся так, чтобы постоянно держаться за землю. А этот чужак всего лишь не держится, хотя это не делает его равным нам.
Он посматривал на меня изумленно и встревоженно, понятно же, что чужак точно не равен, он выше, сильнее, могущественнее, однако если я говорю такое странное, то что-то у меня в рукаве есть, есть…
Я чувствовал бессилие, сам знаю, что ничего, только надуваю щеки, сказал сердито:
— Ладно, идите и будьте готовы. Этой ночью мы должны продвинуться. Хватит биться дурными головами о стену!
Я ни на грамм не биолог, но в состоянии отличить рептилию от обезьяны, и когда вместе с лордами и магами рассматривал разрезанный и распотрошенный труп чужака, с непонятным холодком чувствовал, что столкнулся с чем-то поистине невероятным и, похоже, настолько же более высоким, хотя разве что-то может быть выше млекопитающего?
